Ли Бо: Земная судьба Небожителя - [7]
В двенадцати стихотворениях посвященного жене цикла «Моей далекой» немало локальных речений, которые, с одной стороны, показывают, где написано стихотворение (в Восточном Лу поэт, например, одет в белую шелковую одежду местного шаньдунского производства), с другой — кому направлено: в Юэчжи (тюркская область в Синьцзяне) или кому-то, происходящему из Юэчжи, кто в данный момент находится недалеко от «Западного моря», под которым, по мнению комментаторов, имеется в виду озеро Иссык-Куль. В одном стихотворении упоминается белый какаду, который не водится во внутренних землях Китая, а только в «Западном крае» (или на дальнем юге). Название экзотической «парчово-горбатой птицы» (перевод академика В. М. Алексеева) из «Песен Осеннего плеса» (№ 3) некоторые исследователи возводят к персидскому ushtur murgh, что в дословном переводе означает «птица-верблюд». В летописи «Хоу Хань шу» сказано, что эта редкая для Южного Китая птица обитает преимущественно в Аравийской пустыне и в Сирии. Каменный барельеф из гробницы танского императора Гаоцзуна, изображающий эту птицу, раскинувшую крыла, сохранился до сих пор.
Овладевая навыками речевого общения в многоязычной среде, Ли Бо, конечно, не мог не знать языка тюрков, а может быть, и иных «варварских» речений. На этом основан легендарный факт его биографии, когда, уже будучи при дворе, он воспользовался своими знаниями, в данный момент крайне необходимыми императору, и всласть поглумился над враждебно настроенными по отношению к нему и ненавистными ему царскими клевретами Гао Лиши и Ли Линьфу, которые, не будучи обучены иностранным языкам, не смогли организовать прием туфаньского посольства, а Ли Бо, вытащенный из кабачка, хмельной, не только прочитал наглое послание, но тут же от имени государя дал ему достойный ответ. Впрочем, клевреты своих теплых местечек не лишились, а многознающий и многомудрый поэт так поэтом и остался — к нашему, потомков, счастью.
В семье, конечно, говорили по-китайски. И сына отец воспитывал в ортодоксально-традиционном духе — через штудирование основных конфуцианских канонов. Возможно, немалая философская библиотека отягощала дом ссыльных, прибывших в каганат из Западного Лун (современная провинция Ганьсу), куда с высокого поста был сослан дед поэта. Предки Ли Бо, по ряду источников (не всеми принятых), были того же царского рода Ли, что правил Китаем в танский период (император Сюаньцзун, на период правления которого пришелся основной отрезок жизни Ли Бо, в «человечьем» обличье именовался Ли Лунцзи). Корни их тянулись и к философской почве — ту же фамилию Ли («слива») носил Ли Эр, легендарный основатель даоизма, больше известный как Лао-цзы, «старый младенец»; китайцы, не чуждые даоскому тяготению к природной естественности, мудростью всегда почитали не многознание, а детскую наивность — то есть интуитивное восприятие, еще не отягощенное искусственными рационалистическими нормативами цивилизации, которая далеко ушла от естественности и непосредственности изначальных Совершенномудрых.
В таких отдаленных от Центра и не вписанных в жесткую имперскую административную структуру местах китайцы обычно держались поближе друг к другу, надеясь на помощь соплеменников, даже в том случае, когда они, как предки Ли Бо, вынуждены были скрывать свои имена. Какими возможностями прокормить семью они располагали? Пастушество, переноска грузов, охрана, садоводство или огородничество, коммерция. Для семейства Ли по разным причинам наиболее вероятным было последнее.
Суйе тех лет отнюдь не был глухой провинцией, и через него проходили не только торговые пути. Как предполагают исследователи, в 628 году, через тринадцать лет после того, как семья Ли обосновалась в Суйе, этот город в своем «путешествии на запад» посетил знаменитый монах Сюаньцзан, не имевший на то, кстати, царского соизволения. В 748 году там был открыт буддийский монастырь Даюнь, один из многих, строительство которых по всей стране началось указом императрицы У Цзэтянь в 690 году. Во время археологических раскопок в 1979 году в захоронениях Ак-Бешима в Киргизии было обнаружено немало предметов ханьской культуры, занесенной в древний город Суяб.
В дискуссии о месте рождения Ли Бо был поднят вопрос о национальности — не принадлежит ли китайский поэт к «варварскому племени». Юй Пинбо обратил внимание на то, что поэт сам себя называл чжунго жэнь, что могло означать принадлежность к стране («человек Срединного государства»), но вовсе не обязательно к нации («китаец»). Однако по всем биографическим спискам Ли Бо проходит как ханьжэнь, то есть представитель основной китайской нации, хотя Ху Хуайчэнь в рамках дискуссии 30-х годов XX века выдвинул формулировку «отюреченный китаец», аргументируя это чертами национальной психологии («чрезмерно воинственный») и элементами филологического анализа («слишком размашистый стиль»), что, считает он, «не присуще чистокровному китайцу». Быть может, его бо́льшая, чем обычно у китайских поэтов, любовь к луне тоже объясняется влиянием среднеазиатской культуры. Другие исследователи отмечают отсутствие в старых описаниях внешности поэта какой-то необычной структуры глаз, а средневековый китаец наиболее характерным признаком «варвара» считал глубокие глазницы.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.