Лгунья - [68]
— Да, — сказала я. — Да, я его знаю.
— Спасибо, мадмуазель, — сказал Пейрол. Потом обернулся к Tante Матильде и спросил по-французски, нельзя ли с ней переговорить наедине.
Я поднялась, чтобы выйти, но Tante Матильда жестом велела мне остаться.
— Давайте я провожу вас до дверей, — сказала она. — А поговорить мы можем по дороге.
Они были очень вежливы. Пожелали мне спокойной ночи. Выразили надежду, что я скоро поправлюсь. Сказали, что свяжутся со мной. Пейрол записал для меня свой телефон «на случай, если я что-нибудь вспомню и захочу ему рассказать».
Когда они ушли, я принялась мерить шагами комнату, прокручивая в голове весь разговор. Чем больше я думала, тем больше осознавала, насколько тонко Tante Матильда отмела подозрения, что я не её племянница. Но сбило меня с толку другое: как быстро она поняла, что я не её племянница! Осознав это, я отважно села в её кресло. Взяла в руки её вышивание. Поглядела на стопки брошюр, накладных и счетов. Ящик, в котором она копалась, остался незапертым. В приступе любопытства я открыла его. Там было полно всяких скрепок для бумаги, конвертов и наклеек с адресами. В углу какие-то пакеты из фольги с таблетками от желудочного расстройства. Я закрыла этот ящик и потянула за ручку второй сверху, до отказа забитый пачками старых писем, перевязанных резинкой, с марками разных городов. На глаза мне попалась английская марка. На верхнем конверте довольно худосочной стопки — не более дюжины писем — было написано карандашом «Мари-Кристин». Уже не контролируя себя, я сняла резинку и открыла верхний конверт. Внутри был единственный листок, сложенный пополам. Почерк был крупный, по-детски кособокий. По-французски, на школьном уровне языка, Крис благодарила Tante Матильду за шарфик, полеченный в день рождения. Я быстро сунула записку обратно в конверт и открыла другой.
— Ma shere Tante,[94] — прочитала я. Почерк был уже взрослый. Она извинялась за невозможность принять приглашение и приехать этим летом в Фижеак из-за «загруженности работой», и т. д, и т. п. Написано было четыре года назад.
Я быстро проглядела остальные конверты, думала, может, найду более позднее письмо. В середине связки отдельно лежала фотография, прикрепленная скрепкой к газетной вырезке. Фотография Гастона и Крис. Они стояли на какой-то площади, вроде Трафальгарской, на заднем плане было полно народу и голубей. На обороте было написано: «Avec Oncle Gaston — le cirque touristique, 1990»[95]. Я снова перевернула её. И была поражена, насколько Ксавьер похож на Гастона. Но важно другое. Главное — Крис. Невысокая, худощавая, тонкокостная, она смотрела на меня, улыбаясь широкой улыбкой Масбу. Ее запросто можно было принять за Селесту. Запросто. Да они почти двойняшки! Но перепутать её со мной было невозможно.
Я поняла, что жестоко обманулась. Tante Матильда с самого начала знала, что я не Мари-Кристин. Доказательством служил этот снимок. И ещё более странным было то, с каким спокойствием она уверяла полицейских в обратном. Как зачарованная, я озадаченно смотрела на фотографию. Потом отцепила её от статьи из газеты. И увидела свое старое фото с паспорта, расплывчатое, плохо отпечатанное. Под ним по-французски было несколько кратких строк о Маргарет Дэвисон, «une femme Anglaise qui est disparue», «Presumee morte»[96], и т. д. Я торопливо скрепила фото и вырезку, надела на письма резинку и сунула их в ящик.
У себя в комнате я сидела за туалетным столиком, расчесывала волосы и глядела на бледное отражение, которое, возможно, было моим лицом. Я ждала, что с минуты на минуту войдет Tante Матильда и скажет что-нибудь разоблачительное. Я хотела подготовить для неё ответ, правдивый ответ.
Стемнело. По трубам побежала вода. Я услышала, как Tante Матильда крикнула кому-то «Bonne nuit»[97], но у меня она так и не появилась. Я твердила себе, что у неё нет никаких разумных причин приходить. Она не знает, что я видела фотографию и вырезку, так что каким бы не был мой статус-кво, — а он, оказывается, очень далек от того, что я навоображала, мое открытие ни в коей мере его не меняло.
Мне не спалось. Бросив безуспешные попытки, я встала и принялась собираться. Я не взяла ничего из вещей Крис кроме полюбившегося мне халата с пятнышком, джинсов, рубашки и (по причинам, носящим сентиментальный характер) зеленого шелкового платья, — все эти вещи я считала подарком Крис. Кроме них я забрала только то, что покупала сама. В Марселе я найду все, что мне понадобится, и недорого. Я упаковала и снова вынула эти несколько вещей. Потом снова упаковала. Потом вытащила, встряхнула их и снова уложила, потом переложила в другом порядке, и так без конца, лишь бы не думать, лишь бы заглушить тупую боль от необходимости окончательного и безвозвратного отъезда.
НАЧАЛО
Когда я спустилась завтракать, в кухне никого не было. Я варила кофе, и тут появилась Франсуаза.
— Ты что, только встала? — спросила она.
— Плохо спала, — ответила я, взглянув на часы. Было начало одиннадцатого.
— Я уже в банк съездила, — она выгружала на стол покупки. — А про тебя там спрашивали.
— Про меня?
Она кивнула.
Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
Нет ничего более трагичного, чем жизнь без любви. И не часто удается рассказать об этом так безжалостно откровенно и в то же время с таким тонким юмором, как это сделала наша современница — немецкая писательница Карен Дуве.
Ложь порождает ложь. Нарастая как снежный ком, она в конце концов подминает под себя главную героиню книги, Лизу Джордан, построившую свою жизнь на лжи. Не в состоянии иначе справиться со своими трудностями, она надеется, что в один прекрасный день появится кто-то и решит за нее все проблемы. Дождется ли она своего принца на белом коне?..
Англичанка Джуно и американец Джей неожиданно оказались соседями. Столь разным людям очень сложно ужиться в одной квартире: он – преуспевающий фотограф, уверенный в себе, любящий порядок и комфорт; она – неудачница-журналистка, начинающая комическая актриса, неуверенная в себе, да еще к тому же ужасная неряха. Но противоположности, как известно, имеют свойство притягиваться друг к другу…
Роман Ильдико фон Кюрти « Тариф на лунный свет» вызвал восторженную реакцию критики. «Отмените все ваши встречи, ложитесь в ванну и читайте. Вы позабудете о времени, пока под конец не выйдете из ванной восторженным и совершенно сухим». Да, это женский роман — но взгляд писательницы необыкновенно проницателен, а стиль — покоряюще остроумен. Современная женщина хоть и самостоятельна, но безумно одинока. И как бы эмансипирована она ни была, самой ее «проблемной зоной» остается мужчина.