Лгунья - [49]

Один раз он скользнул взглядом по обеденному залу. Я отвела глаза. Когда же снова посмотрела, он глядел прямо на меня в легком недоумении. На этот раз глаза отвел он. И встал. Я боялась, что он пойдет обратно к машине, но он направился к главному входу гостиницы. То ли искал, с кем расплатиться, то ли в туалет. Или — третий вариант — он здесь жил.

Я извинилась.

— Отойду на минутку. В туалет, — пробормотала я.

Бросила салфетку на стол и поспешила к стеклянным дверям, ведущим в холл гостиницы. Человек с длинными волосами и в белой рубашке снимал с доски ключ.

— Мэл? — спросила я.

Он обернулся. В фас он был менее симпатичным, чем в профиль. Он смотрел на меня бледными, холодными, пустыми глазами. Потом что-то щелкнуло: он хрустнул пальцами.

— Я так и подумал, что видел вас раньше, — сказал он. — Это вы были в кафе, да? Сегодня днем. В Биллаке.

Я кивнула.

— Я и смотрю — что лицо знакомое. — Но после того как прошло ощущение победы оттого, что он не ошибся, в глазах у него снова появилось подозрительное выражение.

— Где вы взяли это платье? — вдруг спросил он. И затем, ещё более подозрительно: — Что вообще происходит? Откуда вам известно, как меня зовут?

Не к чему было ходить вокруг да около.

— Простите, все это довольно сложно, — сказала я, стараясь говорить потише, чтобы никто не услышал. — Произошла авария. На шоссе № 20. Месяца два назад. Крис Масбу погибла.

Он был очень напряжен. Весть о смерти Крис он воспринял, почти не изменившись в лице, как будто это была ничего не значащая, второстепенная деталь.

— А вы кто такая? — спросил он.

— Трудно объяснить.

— Но имя-то у вас должно быть, — настаивал он.

— Да, — сказала я, — но после несчастного случая… Я была вместе с ней в машине, и все приняли меня за Крис. И я… в общем, когда я пришла в сознание, я просто не стала их разубеждать.

Он был — и поделом ему! — совершенно сбит с толку.

— Это только на время, — торопливо сказала я. Бесполезно было пытаться растолковать это за те несколько минут, что необходимы для похода в туалет. — Может, встретимся завтра? Я тогда все объясню.

Он смотрел на меня с беспокойством, словно опасаясь, что я ему подстрою какую-то ловушку.

— Так кто вы все-таки? — спросил он.

— Никто. Ей-богу, никто. Я просто ловила попутку, и Крис меня подвезла.

И тут он спросил:

— Что случилось с деньгами?

Хотелось притвориться, что я ничего не понимаю, и спросить, какие такие деньги, но все уже и без того было слишком запутано.

— Их забрала полиция, — сказала я.

— Черт! — он стукнул себя ладонью по лбу. — Вот дьявол!

— Послушайте, меня ждут. Мы можем увидеться завтра?

— В десять, — холодно ответил он. — Здесь. Буду вас ждать.

Обещание подождать сопровождалось красноречивым нервным и злобным жестом.

Когда я вернулась к столу, дядя Ксавьер заказал кофе и две рюмки коньяка.

— Ты такое пьешь? — спросил он.

Я не пила. Вернее, Маргарет Дэвисон не пила коньяк. Но я была ему очень благодарна. Я держала бокал обеими ладонями, чтобы руки меньше дрожали. К тому времени, когда я могла выпить кофе, не расплескав его при этом, он уже остыл.

Мы возвращались домой в молчании. Мне было грустно. Я сидела рядом с дядей Ксавьером и гадала, что же делать дальше. В десять я встречусь с Мэлом, и после этого у меня не останется ни единого шанса: после этого мне придется сесть в автобус до Фижеака и отправиться на поезде к югу. Волновала меня записка. Я непременно должна буду оставить записку. Нельзя же просто исчезнуть без всякого объяснения. Я пробовала всевозможные версии: «Дорогой дядя Ксавьер» — но я не имела права так называть его. «Дорогой месье Масбу, ваша племянница погибла, а я — самозванка. Благодарю вас за гостеприимство. Простите меня. Маргарет Дэвисон».

Видите, как трудно?

— О чем задумалась? — спросил дядя Ксавьер, свернул от реки вверх, к холмам.

— Ни о чем, — сказал я.

Вообще-то я думала: то, как я с ним поступила, непростительно. Проблема в том, что если я все это изложу как есть, это будет ещё более непростительно.

— Спасибо за прекрасный вечер, — сказала я, когда мы въехали в ворота. В холле я не удержалась и поцеловала его в щеку.

— Спасибо, — повторила я.

Я долго сидела, глядя в конопатое зеркало трюмо и поворачивая створки, чтобы видеть, как мои размноженные отражения исчезают в бесконечности по обеим его сторонам. Оказывается, бывает трудно смотреть в глаза самой себе, вот ведь как.

Когда я на следующее утро спустилась вниз, дядя Ксавьер уже два часа как ушел. Ну и хорошо. Я струсила, не стала писать записку. Убедила себя, что будет лучше послать открытку из города. Выпила кофе и отыскала хозяйственную сумку, куда запихала смену белья и кое-какие вещи. Сказала Селесте, что иду погулять.

— Вернешься к обеду? — спросила она, но я сделала вид, что не услышала.

До города было намного дальше, чем мне казалось, и нестерпимо жарко. Было глупо думать, что я уже настолько поправилась, чтобы предпринимать такие долгие пешие прогулки. Когда я дотащилась до гостиницы, было почти одиннадцать. У меня все плыло перед глазами, голова кружилась. А ноги представляли из себя два студенистых комка боли.

Он ждал меня за одним из столов, выставленных на тротуар. Когда я, прихрамывая, перешла улицу, он вежливо поднялся.