Лгунья Ивановна в Париже - [2]

Шрифт
Интервал

Я сказал об этом Таисии Ивановне и коротко передал сюжет романа, ужаснувшись своей наглости. Вот поистине: палец покажи, руку откусят. Ничего подобного! Таисия Ивановна на минуту прищурилась и незамедлительно выдохнула: «Великолепная мысль! Я могу позвонить Наталье Борисовне хоть сейчас и договориться о встрече нынешним вечером. Но…» — «Что но?» — спросил я, вполне осознавая тщетность надежды на легкое овладение парижским издательством. Вечные эти «но»! Видя мое замешательство, Таисия Ивановна улыбнулась покровительственно, сказав: «Не волнуйтесь, Давид Петрович, я все устрою. Дайте мне позвонить Наталье Борисовне!» Издательница русско-французского альманаха вернулась к своему антикварному столу, сняла телефонную трубку и набрала номер. Послушав недолго, Таисия Ивановна по-свойски помахала нам пухлой рукой, кивнула ободряюще и начала телефонный разговор, содержание которого сводилось к упоминанию о моем приезде в Париж, короткому пересказу моего романа (какая цепкая память!) и предложению встретиться вчетвером (переводчица, Таисия Ивановна и мы с Милой) сегодня на ужин. Из прямой речи помню, что несколько раз повторялось название ресторана «Le Meridien», расположенного на Монпарнасе. Разговор был закончен полным согласием переводчицы (Натальи Борисовны) встретиться и всем вместе отведать французской изысканной кухни. «Вам понравится, увидите, место не запредельно дорогое, но уникальное по качеству еды! Бунин любил здесь ужинать, когда наведывался с Ривьеры».

Остаток дня провели мы с Милой в приятном безделье за серией чашечек кофе с пирожными и бутылочек минералки «Перье» в одном-трех-пяти бистро, разбросанных на таких красивых улицах Парижа, что глупо было возвращаться в гостиницу и прерывать экскурсию по многовековому музею европейской архитектуры. Мы потягивали кофе, прикладываясь к рюмочке истинного французского коньяка, возмущались терпимостью коренного населения ко всякого рода антиеврейским выходкам, которые позволяли себе не только пришельцы из афро-азиатского мира, но нередко и потомственные обитатели этой квазицивилизованной страны. В тоже время (из приятного!) восхищались поголовной женственностью француженок, как будто бы родившихся прежде всего для того, чтобы изумлять и будоражить мужчин. И, конечно же, иногда возносились в мечтах до таких времен, когда мы подружимся с переводчицей, она вдохновится романом, издательство заключит договор и … О, ненасытные мечты о славе и процветании!

В 7 часов вечера мы встретились с Таисией Ивановной около бразери «La Caupole», знаменитого тем, что его посещали когда-то Жан-Поль Сартр и его подруга Симона де Бовуар. Выпили по чашечке эспрессо и пошли вдоль бульвара, рассматривая через витрины публику, сидевшую за столиками бесчисленных ресторанов. «Я вас приведу в самый вкусный!» — воскликнула Таисия Ивановна, потянув Милу за конец шелкового шарфа. Был довольно прохладный май в Париже. «А как же Наталья Борисовна?» — спросил я. «Она присоединится к нам позже. Срочная работа. Переводит новый роман Г-кого.» (Доверительный жест сопричастности к очень важному секрету: указательный палец — к губам и лукавая улыбка стареющей проказницы.) Мы договорились, что начнем без переводчицы. «Столик уже заказан!»

Идти было два квартала. Вернее, скользить среди течений монпарнасской публики. Вскоре мы оказались около дверей «Le Meridien». Таисия Ивановна что-то сказала швейцару. Он что-то ответил и распахнул двери. Мы вошли. Метрдотель — ослепительный господин с красной гвоздикой в петлице, похожий на Ива Монтана, сопроводил нас до столика, накрытого на пятерых, положил перед каждым по увесистому меню и по лакированной программке с перечнем вин. Мы погрузились в изучение блюд, напитков и цен, что оказалось непосильным из-за незнания местного языка. Вскоре подошел официант, как назло говоривший исключительно по французски, и представился: «Жюль». Все остальные переговоры велись с Жюлем через посредство Таисии Ивановны. Собственно говоря, блюда и вина выбирала тоже она. Так получалось, что ни обсуждать заказываемое, ни сверять с ценой было или невозможно из-за скорости, с которой Таисия Ивановна разговаривала с Жюлем, или из-за дурацкого стеснения, сродни тому, которое я испытывал в молодости, когда приглашал в ресторан девушку тогдашней мечты. «Начнем, конечно, с шампанского. Не возражаете?» Мы оба закивали одобрительно. Тем более что Мила больше всего на свете любит шампанское. А тут настоящее французское из Шампани! Подстать коньяку из французского города Коньяк, который мы пили в бразери «La Caupole».

Шампанское было отменное. Мы полакомились паюсной икрой. Жюль принес бутылку светлого вина. Мы выпили по бокалу. Как только я или Мила напоминали весьма тактично о Наталии Борисовне: «Не забыла ли она название ресторана и т. п.?» — Таисия Ивановна отмахивалась от нас, посмеиваясь и уминая во всю салат с мясом лобстера, гусиный паштет или заливное из осетрины. Откуда в Париже осетрина? Вот они, нерушимые русско-французские связи! Все было безумно вкусно, и вино лилось рекой, сначала белое, а потом красное. Это замечательно соответствовало шутке о белой и красной эмиграции русских в Париже. Правда, если с белой эмиграцией все ясно, то откуда красная? Не назвать же красными кучку диссидентов из бывшего Советского Союза. К тому же, в основном евреев. Правда, чаще всего крещеных, но все-таки евреев, а не внуков белых эмигрантов. Поэтому — красных. Мы болтали обо всем на свете. Но как только разговор касался еврейской темы, Таисия Ивановна замолкала, надолго погружаясь в очередное блюдо. На этот раз — кроличье рагу. Честно признаюсь, что я никогда ничего подобного не пробовал. Мясо таяло во рту. Соус возбуждал желание есть снова и снова, а бургундское вино омывало вкусовые рецепторы, как омывают воды фонтана мрамор античных красавиц. В какой-то момент я пересилил себя, как наркоман, с трудом оторвавшийся от кальяна с опиумом, и снова напомнил Таисии Ивановне о переводчице. «Вы правы. Пойду позвоню ей из бара», — несколько раздраженно ответила она. Напомню читателю, что в то время (начало девяностых прошлого столетия) мобильные телефоны не были еще в ходу, и звонить приходилось из домашних телефонов, служебных, телефонов-автоматов или из таких обще-любезных мест как бары. Мы старались даже не переглядываться с Милой, отложив вилки-ножи и ожидая возвращения из бара издательницы и одновременно нашей ресторанной гостьи.


Еще от автора Давид Шраер-Петров
Любовь Акиры Ватанабе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История моей возлюбленной, или Винтовая лестница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами

Автобиографическая проза известного поэта и прозаика Давида Шраера-Петрова (р. 1936) описывает фактически всю его жизнь и профессиональную деятельность — в качестве ученого-микробиолога и литератора, от учебы в школе до наших дней. Закончив мединститут в Ленинграде, Шраер прошел сложный путь становления ученого-исследователя, который завершился в США, куда он эмигрировал с семьей в 1987 году. Параллельно вполне успешно развивалась и литературная судьба Шраера-Петрова, его книги выходили в СССР, а затем в России, его репутация неизменно росла.


Велогонки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ущелье геенны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Генрих Сапгир. Классик авангарда

Эта первая книга о жизни и творчестве выдающегося поэта, прозаика и переводчика, лидера неподцензурного советского авангарда Генриха Сапгира (1928‒1999) вышла в 2004 году и получила признание в России и за рубежом. Книга выходит в исправленном и дополненном виде. Авторы книги — живущие в США писатели Давид Шраер-Петров и Максим Д. Шраер. Авторы на протяжении многих лет близко дружили с Сапгиром. В книге сочетаются аналитический и мемуарный подходы к наследию классика авангарда.


Рекомендуем почитать
Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


33 (сборник)

От автора: Вы держите в руках самую искреннюю книгу. Каждая её страничка – душевный стриптиз. Но не пытайтесь отделить реальность от домысла – бесполезно. Роман «33» символичен, потому что последняя страница рукописи отпечатана как раз в день моего 33-летия. Рассказы и повесть написаны чуть позже. В 37 я решила-таки издать книгу. Зачем? Чтобы оставить после себя что-то, кроме постов-репостов, статусов, фоточек в соцсетях. Читайте, возможно, Вам даже понравится.


Клинический случай Василия Карловича

Как говорила мама Форреста Гампа: «Жизнь – как коробка шоколадных конфет – никогда не знаешь, что попадется». Персонажи этой книги в основном обычные люди, загнанные в тяжелые условия жестокой действительности. Однако, даже осознавая жизнь такой, какой она есть на самом деле, они не перестают надеяться, что смогут отыскать среди вселенского безумия свой «святой грааль», обретя наконец долгожданный покой и свободу, а от того полны решимости идти до конца.


Голубые киты

Мы живем так, будто в запасе еще сто жизней - тратим драгоценное время на глупости, совершаем роковые ошибки в надежде на второй шанс. А если вам скажут, что эта жизнь последняя, и есть только ночь, чтобы вспомнить прошлое?   .


Крещенский лед

«На следующий день после праздника Крещения брат пригласил к себе в город. Полгода прошло, надо помянуть. Я приоделся: джинсы, итальянским гомиком придуманные, свитерок бабского цвета. Сейчас косить под гея – самый писк. В деревне поживешь, на отшибе, начнешь и для выхода в продуктовый под гея косить. Поверх всего пуховик, без пуховика нельзя, морозы как раз заняли нашу территорию…».


Нефертити

«…Я остановился перед сверкающими дверями салона красоты, потоптался немного, дёрнул дверь на себя, прочёл надпись «от себя», толкнул дверь и оказался внутри.Повсюду царили роскошь и благоухание. Стены мерцали цветом тусклого серебра, в зеркалах, обрамленных золочёной резьбой, проплывали таинственные отражения, хрустальные люстры струили приглушенный таинственный свет. По этому чертогу порхали кокетливые нимфы в белом. За стойкой портье, больше похожей на колесницу царицы Нефертити, горделиво стояла девушка безупречных форм и размеров, качественно выкрашенная под платиновую блондинку.