Лгунья - [24]

* * *

Ночью рука Нофар потянулась к тетрадке (свет она не включила – чтобы глаза не видели слов, которые писала рука) и взяла авторучку с фиолетовыми чернилами, подаренную бабушкой на бат-мицву. В тот день Нофар не поняла, почему бабушка – в отличие от всех – подарила ей не деньги, а ручку. Однако, когда бабушка умерла, ручка стала чрезвычайно дорога Нофар, и в тетради она писала только ею. «Все, что я сказала, – неправда, – вывела она фиолетовыми чернилами. – Я это выдумала, а он за это расплачивается».

Нофар не знала, пишет ли это, чтобы заставить себя наконец пойти и признаться, или, наоборот, доверяет дневнику свою тайну, чтобы захлопнуть его и жить дальше без угрызений совести.

Закончив, она утерла слезы, спрятала тетрадь в тайник, легла и долго смотрела в потолок.

На следующее утро Майя лежала в кровати и ждала, пока Нофар постучится в дверь и попросит одолжить что-нибудь из шкафа. Уроки у сестер начинались в одно и то же время, но беззаботная Майя – зная, что будет выглядеть отлично, даже если завернется в шторку для ванны – всегда поднималась поздно. Нофар, вечно терзаемая страхом опоздать и почему-то всегда нервная по утрам, вставала на полчаса раньше сестры и принималась стучать ей в дверь. Майя просыпалась, кричала: «Входи!» – и Нофар бросалась к шкафу. Вытаскивала вещи, разворачивала, совала обратно (как правило, не туда, где они лежали), вынимала что-то еще, но подобрать ничего не могла: одно не налезало, другое было слишком облегающим – и чем дольше это продолжалось, тем сильнее она ненавидела лежащую в кровати Майю. Ибо не шмоток младшей сестры алкала ее душа, а тела, по меркам которого они были скроены. Кончалось все скандалом с криками и обвинениями. «Дай мне поспать!» – «Не можешь помочь, когда тебя просят?» – «А вчера вечером ты этого сделать не могла?» – орали хорошо натренированные девичьи глотки и замолкали, лишь когда на крики прибегала мама и приказывала им прекратить.

Так повторялось каждое утро, но сегодня Нофар не пришла. На следующее утро – тоже. И поначалу Майя этому обрадовалась. Наконец-то она сможет поспать подольше! Но затем Майя стала просыпаться все раньше и раньше, и какая-то неведомая сила гнала ее в комнату старшей сестры. Теперь была уже ее очередь стучаться в дверь Нофар и просить разрешения поносить хранившиеся в шкафу сокровища. Нофар впускала ее охотно, даже с удовольствием. Иногда Майя возвращала ей вещи помятыми и с пятнами, но Нофар не сердилась. Однако, когда – перед контрольной – Майя одолжила авторучку, а вернулась из школы без нее, Нофар орала как сумасшедшая.

13

Отец сделал Лави омлет из трех белков, и сын понял, что тот все знает. Омлет появился на столе через четыре дня после интервью Нофар, когда Лави уже потерял всякую надежду. В последнее время у подполковника Арье Маймона начались проблемы с простатой, и почти все интервью он провел в туалете, пытаясь помочиться. А потому не сидел у телевизора и не слышал, как девушка из кафе-мороженого рассказывала, что ее парень, Лави Маймон, готовится к отборочным испытаниям в спецназ. Тем не менее Лави надеялся, что информация все же каким-то образом дойдет до отца. Ведь новости смотрит столько людей, и кто-то из папиных знакомых наверняка это видел. Однако через несколько суток Лави понял, что надеяться не на что: молчал не только отец, но и одноклассники. То ли они вообще не смотрели в тот день телевизор, то ли смотрели, но им даже в голову не пришло, что «Лави Маймон», о котором говорила девушка, – это неприметный парнишка с четвертого этажа. Наутро пятого дня Лави совершенно отчаялся. И тут на столе появился омлет из трех белков.

– Что это? – удивленно спросила мама.

Подполковник Арье Маймон был не из тех мужчин, что делают омлеты.

– Это для ребенка. Ему нужен белок.

Подполковник Арье Маймон произнес эти слова, не отрываясь от газеты, и потому не видел, как по щекам сына разлилась краска. Лави ковырнул вилкой завтрак, приготовленный отцом, и понял, что сейчас ощутит на языке вкус возмужания. Он хорошо помнил папины рассказы о тех временах, когда тот готовился к отборочным испытаниям в спецназ. Каждое утро Арье Маймон пробегал десять километров по пескам и выполнял трехзначное число отжиманий, после чего возвращался домой и делал себе белковый омлет. «Для формирования и укрепления мышц, – говорил он, – лучшего средства не существует».

Мать Арье Маймона с трудом зарабатывала на хлеб, пытаясь прокормить четырех детей и мерзавца-мужа. Когда в доме появлялись яйца, каждому члену семьи доставалось лишь по чуть-чуть, поэтому мальчиком Арье делал белковый омлет из того, что воровал в соседнем кибуце; это были его первые военные операции в глубоком тылу противника. Таким образом, еще до армии он овладел искусством смелого проникновения на вражескую территорию. Неудивительно, что Арье Маймон прошел отбор в спецназ с самыми высокими оценками.

Когда Лави был маленьким, отец замечательно рассказывал о тех временах. Детские сказки Арье Маймона никогда не интересовали; он предпочитал рассказывать сыну истории из жизни – истории, которые чему-то его научат и, когда придет время, вдохновят на собственные достижения. Но к большому разочарованию подполковника, сын вырос тощим и невзрачным. Совсем не на такого сына надеялся Арье Маймон. Сидя за компьютером, Лави убил множество вражеских солдат – даже больше, чем убил его отец за время своей славной службы в армии, – но реальность не компьютер. Формально Лави был единственным сыном; ему не приходилось бороться с братом за добрый взгляд и улыбку родителей. Но фактически в доме жил еще один мальчик – тот, о котором отец мечтал еще до рождения Лави, – и было совершенно очевидно, кто выйдет из схватки победителем. Большинство родителей рано или поздно расстаются с воображаемым чадом, но отцу Лави это никак не удавалось: ведь именно воображаемый ребенок был для него старшим сыном. Однако теперь на столе снова появился белковый омлет.