Лейтенанты - [14]
Куда яснее. “Так они не прятались... — соображал я, — они разболтались...”
Батальон был выведен в резерв, и минометы сняты с позиции. Рота вяло приходила в себя. Что они напортачили, поняли все: “Ну что делать. Бывает”.
“Дрессировать, — обозлился я. — Чтоб автоматически. Получится ли? А почему нет? Ведь получилось с узбеками!”
Историей с узбеками я горжусь до сих пор. Началась она совсем по другому поводу, еще в запасном полку. Бывалые офицеры-минометчики предупреждали лейтенантов-мальчишек, чтоб те не поддавались нажиму кадровиков добровольно перейти в командиры стрелковых взводов.
— Там самые большие потери. Кадровикам нужно дыры затыкать.
— А силком погонят? — робели вчерашние курсанты.
— Приказ Сталина запрещает, — втолковывали “старики”. — До этого в стрелковых цепях сожгли без счета специалистов — летчиков, танкистов и прочих, оказавшихся без дела, — кого сбили, кто из окружения. Делу не помогло, а ценных офицеров угробили. На посулы не поддавайтесь. Угроз не бойтесь, за вас Верховный.
Когда мне дивизионный кадровик предложил идти в стрелки, я доложил: “Я минометчик”. Немолодой майор сурово объяснил: “Родине нужны стрелки, а от вас — заявление”.
Обмирая оттого, что осмеливаюсь идти наперекор старшему по званию, должности и возрасту, я объяснил, что он, майор, не Родина, и есть приказ Сталина.
Молния не сверкнула, гром не ударил. В дивизионном обозе, видимо, не привыкли, чтоб с ними эдак, и меня без звука отправили в полк. Мгновенно обнаглев, я только что не засмеялся в лицо капитану — полковому кадровику, когда он заикнулся о том же самом. В недоумении (неужели им никто никогда не противоречил?) меня отправили еще ниже, в батальон. Что уж совсем диковинно — я оказался в батальонном резерве. Минометной должности не дают, хотя она есть, — а вдруг передумает? И отослать обратно боятся. Два раза в день кормят, и есть где спать. Что еще нужно казенному человеку? Август в Курской области — солнышко, травка зеленая, яблок полно...
В полк шло пополнение, и “нераскаявшемуся” нашли дело. В батальон прислали команду из тридцати узбеков. Что с ними дальше делать, никто не понимал, поскольку большинство из них по-русски — ни слова. Лишь двое-трое — кое-как. Меня отрядили к ним — научить военным азам. С высот батальонного командования предполагалось, что “эти елдаши” вообще ни на что не способны. “Пригоняют черт знает кого!” — расстраивался комбат.
Узбеки обрадовались, что наконец-то на них обратили внимание. Я увидел живые и веселые глаза. Много простых лиц и рабочих рук. Говорят между собой оживленно и непонятно. Новенькое обмундирование, как и на всех новобранцах, вкривь и вкось.
Одно лицо выделялось — тонкие черты, умный взгляд. На вид лет тридцать. Наугад спросил, говорит ли он по-русски.
— Немного, — застенчиво ответил узбек на чистейшем русском. — Я филолог. Преподаватель русского языка и литературы в Ташкентском университете.
Вот это подарок!
Московский и ташкентский интеллигенты, несмотря на разницу в возрасте, мгновенно поняли друг друга. Но пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить доцента: его ташкентский русский язык намного чище и грамотней, на котором изъясняется русское войско. Стесняться своего русского должны окружающие, а не он, узбек.
Перед выходом на фронт командир дивизии проводил итоговые смотры в полках. Батальоны после предъявления внешнего вида должны были поротно пройти перед генералом. Сначала с песней, затем — строевым шагом, по-парадному.
Позже комбат, находившийся в окружении возле генерала, живописал поведение того на трибуне. Каждую поющую роту комдив оглядывал и слушал внимательно, но без эмоций. Сколько раз он все это уже видел... Одни роты пели заунывно, другие весело. От “Вставай, страна огромная” до “Все пушки, пушки грохотали”. И вдруг — разудалое и звонкое: замыкающая рота пела “Тачанку”. Да как! С подголосками и присвистом, а припев столь мощный, что с трудом верилось, что в строю всего человек тридцать.
— Какая рота? — оживился генерал.
Комбат мгновенно вынырнул и доложил, что это пополнение из Узбекистана. “Ни в жизнь бы не подумал!” — восхитился комдив.
На следующий же день после смотра мне нашлось место (то самое, в батальоне Старостина) — командовать минометным взводом. И, словно только за этим и была задержка, дивизия походной колонной тронулась к фронту.
Узбеков куда-то перевели, больше о них не слышал.
На марше наша колонна накоротке пересеклась с соседней 226-й дивизией, и я увидел Блинова! С ППШ на ремне, он шел во главе взвода автоматчиков. Перекинулись несколькими словами. Вилен понял, что повозка, груженная минометами, моя, и сказал сокрушенно: “Тебе повезло. А я вот...” Что я мог ему сказать?
Настало время дрессировать “славян”. Удастся ли?
На марше мне показалось, что удалось сблизиться со взводом — бывалыми и благожелательными людьми. Они расспрашивали о Москве. Некоторые ее особенности остались недоступны пониманию. Метро: “Как это — поезд под землей?” Многоэтажность домов: “А если упадут?”
Нужно время и всевозможные события на передовой, чтоб я понял: между мною и взводом — толстое стекло. До подчиненных доходят только приказы. Что же до благожелательности, то я был не первым “младенцем” над ними — они всего лишь меня жалели. “Чем же их зажечь? — мучался я. — За Родину, за Сталина?” Смешно... На переднем крае такое не упоминалось. Как и в прифронтовом тылу, через который нас вели. В тылу несравнимое с передовой многолюдство и оживление. По рынкам и толкучкам, ловко избегая патрулей и облав, шастали всевозможные военные, госпитальные выздоравливающие.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.