Лейтенант Рэймидж - [94]

Еще триста ярдов. Нет, меньше, гораздо меньше.

Рэймидж поднес ко рту рупор, потом отдернул его и стер с нагубника соленую воду — жажда уже и так дает о себе знать.

— Помните, ребята: каждый выстрел — в цель! Не торопитесь. Не забывайте, что мы будем постепенно поворачивать, так что не спешите наводить орудия. Пробки — вон!

Стал различимы детали золотого орнамента на транце и кормовых галереях «Белетты». В окне с выбитым стеклом на мгновение появилось чье-то лицо.

— За все, что дано нам, да преисполнит нас Господь искренней благодарности, — с притворной набожностью произнес Джексон слова известной молитвы.

До точки открытия огня осталось двести ярдов. Куттер скользил, словно прогулочная яхта — для полноты картины не хватало только смеющихся прекрасных женщин на палубе… Сто пятьдесят ярдов… Таких, как Джанна — задающей вопросы, спотыкающейся при произнесении незнакомых слов, с ее мелодичным голосом, с ее телом… Сто ярдов. Квартирмейстер балансирует с наветренной стороны румпеля, стараясь удержать его, другой рулевой тянет или толкает в такт с ним.

— Приготовиться травить шкоты, мистер Саутвик.

Лишний приказ — он уже отдал его раньше. Рэймидж снова почесал шрам, не обращая внимания, заметил это проклятый Джексон, или нет, и опять увидел промелькнувшее в окне лицо.

С места, где он стоял, до форштевня «Кэтлин» было шестьдесят футов, а ее бушприт выдавался вперед еще на сорок — в целом, чуть более тридцати ярдов.

И тут Рэймиджа охватил ужас: он понял, что не сможет обстрелять «Белетту» и лечь на обратный курс, избежав огня задних орудий в батарее фрегата. Он ошибся: как в расчете курса, так и в оценке закругления кормы «Белетты». Но теперь поздно что-либо менять.

До точки поворота пятьдесят ярдов. Половина их этих людей, напряженно застывших сейчас у пушек, умрет через пару минут.

— Квартирмейстер — поворачивай понемногу. Мистер Саутвик — шкоты! К орудиям!

Постепенно нос куттера, прежде направленный точно на корму фрегата, стал отворачивать к морю. Рэймидж подумал, что ему никогда прежде не доводилось видеть, чтобы корабль разворачивался так медленно. Ему уже хотелось приказать квартирмейстеру сильнее переложить румпель, когда он увидел, как командир расчета первой карронады присел на колено футах в четырех-пяти за орудием, и, сжимая в руке шнур замка, стал прицельно смотреть вдоль ствола.

Спокойнее, скомандовал себе Рэймидж. Бог мой, каким чудовищно огромным кажется фрегат, если смотреть на него с палубы маленького куттера. Внезапный грохот от выстрела орудия впереди заставил его вздрогнуть, но инстинктивно он посмотрел на цель: целая секция кормовой галереи «Белетты», где появлялся человек, скрылась в облаке пыли — странно, но ядро, попавшее в резное дерево галереи, всегда поднимает пыль. Несколько ржавого цвета точек возле пролома показывали места, где разлетевшиеся картечины пробили обшивку.

Снова грохот — выстрелила вторая карронада — и заряд картечи врезался в корму ближе к штирборту. Большая часть железных шаров попала ниже окон, породив новое облако пыли, дождь обломков и искры, где произошел рикошет от металла.

Выстрелило третье орудие, попав в центральную секцию. «Кэтлин» продолжала отворачивать к морю, и Рэймидж мог теперь видеть борт фрегата. Видны были неуклюжие короткие жерла орудий главной батареи, торчащие из портов. Они были развернуты к корме до предела. Рэймидж представил себе французов, сжимающих тросы замков, в ожидании, когда станет виден куттер…

Пороховой дым от карронад «Кэтлин» сносило назад, и хотя Рэймидж его не видел, зато чувствовал этот кислый, щиплющий горло запах. Шум и запах битвы — сочетание, заставляющее людей на время терять рассудок, превращая спокойных, дружелюбных моряков в кровожадных убийц. Бывают моменты — особенно при абордаже — когда офицерам приходится потрудиться, чтобы удержать своих людей в рамках дисциплины. Это редко им удается, однако успеху не нужны оправдания, а в случае неудачи — кто спросит с мертвого командира?

— Мистер Саутвик — к повороту!

Громыхнула четвертая карронада — остался еще выстрел — он посмотрел на пятое орудие, последнее в его маленькой бортовой батарее. Помощник артиллериста, Эдвардс, склонился над ней, беря прицел — даже сейчас неплохо было бы увеличить угол возвышения. В руке Эдвардс держал шнур. Да выстрелит когда-нибудь этот проклятый парень? Тот снова посмотрел вдоль ствола, поглядел через порт: не набегает ли большая волна, — и, переждав вал, дернул за шнур.

Рэймидж почти не услышал звука выстрела, увидел только клуб дыма, вылетевший из жерла орудия.

— Поворачивай!

Квартирмейстер и его помощник переложили руль. Моряки лихорадочно суетились у грота-шкота, стремясь изменить положение гика, другая группа матросов работа у снастей кливера. Нос куттера стал медленно поворачиваться к морю, но медленно, слишком медленно. Рэймидж посмотрел, как тяжелый гик пересек палубу, потом повернулся к корме.

Прямо на него глядели жерла четырех двенадцатифунтовок главной батареи фрегата и четыре меньших орудия, установленных на верхней палубе — прямое доказательство ошибочности его расчетов. Поскольку корпус «Белетты» закруглялся к оконечностям, последние орудия батарей могли быть довернуты гораздо больше: он не принял в расчет это искривление, и вот теперь французские артиллеристы наблюдают, как «Кэтлин» входит в поле их видимости.