Лейтенант Рэймидж - [39]

— Я требую…

— Parla Italiano, — рявкнул Рэймидж, не желая, чтобы моряки поняли, на чем именно настаивает Пизано.

— Я требую, чтобы мы продолжали идти к месту встречи, — уже по-итальянски продолжил граф.

— Почему?

— Потому что идти в Санто-Стефано слишком опасно — он оккупирован французами.

— Мы идем не в Санто-Стефано.

— Но вы только что сказали…

— Я сказал, что мы направляемся в бухту, и что я намерен доставить из Санто-Стефано доктора.

— Это безумие! — завопил Пизано. — Нас всех схватят.

— Мне придется кое-что прояснить, — ледяным тоном произнес Рэймидж. — В этой шлюпке вы обязаны подчиняться моим приказам, так что держите себя в руках. Если хотите сказать что-то, говорите нормальным тоном — вы беспокоите матросов…

— Я?!

— И выставляете себя идиотом, визжа как недорезанная свинья.

— Вы! Вы!.. — Пизано на время лишился дара речи. — Вы трус! Трус! Как вы смеете так со мной разговаривать! Убийца! Это по вашей вине Джанна лежит раненая! И вы бросили там моего кузена Питти, — он сделал театральный взмах рукой, благодаря чему чуть не утратил равновесие, — вы, вы — тот, кого послали спасти нас!

Рэймидж снова откинулся на банке. Быть может, если позволить этому человеку излить душу, он заткнется, хотя бы на время?

— О чем это он, сэр? — поинтересовался Джексон.

— А, беспокоится по поводу маркизы и другого своего родственника.

— Это мешает ребятам, сэр, — сказал Джексон, когда вопли Пизано возобновились.

И в самом деле: матрос, сидящий рядом с Пизано, вдруг пропустил гребок, задев лопастью своего весла весло соседа спереди.

— Пизано! — не выдержал Рэймидж. — Успокойтесь! Это приказ. В противном случае я прикажу связать вас и заткнуть рот.

— Вы не посмеете!

— Если вы не сядете сию же минуту, я прикажу двум ближайшим к вам морякам привязать вас к сиденью.

Металлические нотки в голосе Рэймиджа убедили Пизано, что это не пустая угроза. Тем временем маркиза слабым голосом произнесла:

— Луиджи, пожалуйста!

Она попыталась сесть, но Рэймидж вовремя воспрепятствовал ей, причем случайно в темноте рука его коснулась ее груди.

— Мадам, не тревожьтесь. Я позволил ему болтать, в надежде, что у него устанет язык. Но мы не можем больше терять время.

Она не ответила, и Рэймидж снова облокотился на планширь. Если бы он обозвал Пизано свиньей во Флоренции, ему не избежать бы скорой мести. Для фанфаронов типа Пизано единственное, что имеет смысл в жизни — не уронить свой престиж, не оказаться в brutta figura. Такие люди не понимают слова «честь» в общепринятом смысле: для них ничего не стоит преступить через клятву, солгать, обмануть и смошенничать не моргнув глазом. На самом деле такие поступки вполне вписываются в их кодекс поведения, кодекс, определяющий всю их жизнь. Поэтому тот, кто поступает с ними таким же образом, не вызывает особого возмущения, ведь это общепринятые вещи. Но если кто-то позволит себе посмеяться над тем, как такой человек спотыкнется о ковер, сделает намек, что тот не настоящий мужчина или не блестящий наездник, не самый лощеный кавалер, когда-либо появлявшийся в салонах или не самый великолепный любовник во всей Тоскане, если кто-то подвергнет сомнению его мужественность в самом грубом ее понимании — приобретет пусть и трусливого, но смертельного врага. Такие как Пизано никогда не вызывают открыто на поединок, если только не имеют подавляющего преимущества: нет, они предпочитают прошептать несколько слов на ухо человеку с кинжалом. Честь Пизано будет удовлетворена в тот миг, когда он вручит деньги наемному убийце, сообщившему, что работа сделана.

Рэймидж заметил, что очертания шлюпки и людей сделались более четкими. В темноте силуэты гребцов были похожи на надгробные камни, то и дело кланяющиеся ему, теперь они превратились из черных в темно-серые, а свет звезд стал более тусклым. Ложный рассвет — каждодневный обман природы. Они гребли без единой остановки вот уже около трех часов.

Когда они достигнут Кала-Гранде, порт Санто-Стефано окажется отделен от них коротким и широким полуостровом Пунта-Ливидония. Если повезет, они смогут найти тропу, ведущую от Кала-Гранде к городу через гряду скал, образующих перешеек полуострова. Возможно, она проходит как раз по впадине между пиками-близнецами Спаккабеллезе и Спадино.

Все серее, серее, серее… Серыми стали матросы, серой стала девушка на своем алтаре из решеток настила, серыми стали волны, надвигающиеся на шлюпку рядами маленьких пирамид. Их стальной оттенок отдавал холодом и таил угрозу. Южный ветер слегка усилился, и каждая волна, приподнимая сначала корму шлюпки, а через мгновение нос, заставляла ее раскачиваться, словно качели.

Глава 10

Матросы вытащили гичку на узкую полоску песка на берегу Кала-Гранде. Не дожидаясь приказов Рэймиджа, двое моряков взобрались на вершину утеса и вскоре вернулись назад, волоча охапку веток и сухой травы, из которых соорудили подобие грубой кровати, используя траву в качестве матраса.

По знаку Рэймиджа маркизу вытащили из шлюпки, воспользовавшись решетками настила как носилками. Моряки обращались с ней с бережностью, которой человек посторонний отказался бы верить. Рэймидж видел, что на лицах их отражается противоречивая смесь чувств: они одновременно напоминали гордого, но смущенного отца, первый раз держащего на руках своего ребенка, и хорошо обученного солдата, несущего гранату с горящим фитилем, которая может в любой момент взорваться.