Лейтенант Магу-1 - [15]

— Четыре тысячи семьсот.

Лисово произнес эту цифру с такой кисло-виноватой миной, что у любого стороннего наблюдателя непременно сложилось бы мнение, что он сообщает хозяину крайне огорчительное известие.

— Отлично.

Алекс постарался подыграть поверенному и грозно нахмурился.

— Когда привезут деньги?

— Сюда ничего не повезут.

Алекс не смог сдержать своего изумления. Лисово тут же разъяснил ситуацию.

— Хамиди потребовал, чтобы деньги перевели в бритунийские паунды и отправили в один из османийских банков.

Вот об этом-то Алекс не подумал. Кто же потащит сюда в горы такую массу золота?! Интересно, это обычная практика или Хамиди это по ходу придумал. Черт, надо было такие вещи заранее узнавать, а не по бабам в Текуле шляться! Весь сложившийся план полетел к черту.

— Перевод денег будет осуществлен быстро, — продолжил поверенный, — но подтверждающие письма будут доставлены не скоро. Я полагаю, от десяти до пятнадцати дней. Дорога сюда, вы, понимаете… Вас что-то беспокоит?

Похоже, Лисово читал лицо Алекса, как открытую книгу. Надо бы научиться сдерживать свои эмоции.

— Перевод выкупных денег в османийские банки — обычная практика или самодеятельность Хамиди?

— Где-то до середины прошлого года золото везли сюда, теперь многие беи требуют перевода в банки.

— Но не все?

— Не все, я об этом специально узнавал, некоторые верят только наличным. Хамиди начал практиковать безналичный перевод денег около восьми месяцев назад, поэтому мы были заранее готовы к таким условиям.

Это же, сколько семейных тайн Магу скрывается в этой узкой серой головке! И всего за пять процентов! Отлично, кры… Извините, господин Лисово. Десять, надо бы давать вам десять процентов, вы их честно заслужили.

На этом переговоры закончились. Поверенный пообещал прибыть с нужными бумагами недели через две. Алекс нехотя спустился обратно в зловонную яму. Еще спускаясь, он ощущал на спине обжигающие, ждущие взгляды двух пар глаз. Поэтому томить людей не стал, едва ступив на земляной пол, объявил.

— Все в порядке, через две недели будем у своих.

Один из солдатиков в голос завыл. Пока тяготела неизвестность — еще кое-как держался, когда пришли хорошие вести и стал известен срок оставшегося заточения — сломался. Второй, психически более крепкий, начал его успокаивать. Лейтенант придвинулся к лежавшему в углу человеческому обрубку.

— Закарин, слышишь меня? Нас всех выкупают, тебя тоже. Закарин, через две недели ты будешь на свободе. Я помогу тебе в инвалидный дом устроиться. Все будет хорошо, солдат, все непременно будет хорошо…

Безногий солдат ничего не ответил. Из его глаза скатилась одинокая слезинка, тут же увязшая в многомесячной щетине, но Алекс этого не увидел в темноте.

Перед наступлением темноты вернулись Фелонов с Наваскиным, новости они уже знали. Оружейник упал перед офицером на колени.

— Неужто, правда, господин лейтенант?!

— Правда. Еще две, максимум, три недели.

— Я знал, я знал, я верил, господи, четыре года, четыре года…

Наваскин пытался поцеловать Алексу руку, тот с трудом избежал этого. С помощью солдат, расклеившегося в преддверии долгожданной свободы, мастерового удалось отвести в угол ямы и там усадить на прелую солому, а он все что-то продолжал бубнить себе под нос. Фелонов повел себя по-другому.

— Чего не весел, Влад? — обратился к нему Алекс. — Скоро свобода.

— Это вам, господин лейтенант, свобода, а меня опять в кутузку упекут.

— За что?

— Так ведь в полку меня дезертиром объявили. Вы же сами мне и сказали.

— Но ты же не дезертир!

— Вот и будут разбираться, дезертир я или не дезертир, а меня на полковую гауптвахту посадят. А уж сколько это разбирательство будет длиться…

— Не унывай, — лейтенант с наигранной бодростью хлопнул Фелонова по плечу, — с гауптвахты я тебя вытащу быстро, ты мне нужен. Ты веришь мне, унтер-офицер Фелонов?

Влад невольно подтянулся, расправил плечи, не забылась многолетняя выучка.

— Верю, господин лейтенант!

И тихо, так, чтобы не услышал офицер, пробормотал себе под нос.

— А что мне еще остается.

Опять потянулись серые, однообразные дни. Фелонова с Наваскиным по прежнему каждый день гоняли на работу. Все также, без движения, безразличный ко всему, лежал в углу Закарин. Кормившие его солдаты время от времени переворачивали его с боку на бок, чтобы не было пролежней. Оружейник отмечал прожитые дни царапинами на камне. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Немой вопрос буквально висел в воздухе, но задать его лейтенанту никто пока не решился. А самому Алексу нечего было сказать им, в данном случае от него ничего не зависело. Как и все, он мог только ждать.

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Атмосфера в яме сгустилась. На восемнадцатый день наступила разрядка. Откинулась решетка, закрывавшая путь к свободе.

— Вылезайте, бараны, за вами приехали.

Алекс поднялся наверх первым. Во дворе уже стояла телега, запряженная мелкой, худой лошадкой. Бородатый возчик в традиционной местной одежде и с кинжалом за поясом от бандитов отличался только отсутствием огнестрела. Возле телеги вертелся поверенный Лисово. Завидев лейтенанта, выбирающегося из ямы, кинулся помогать.