Лейтенант и его судья - [127]

— Я читал о признании обер-лейтенанта Дорфрихтера, — сказал наконец Франц Фердинанд. — Чрезвычайно неприятная история. — Он не обращался ни к кому конкретно, а продолжал рассматривать скатерть. — Плохо, когда о таких вещах я должен узнавать из газет! — Наконец он оторвал свой взгляд от скатерти и посмотрел на генерала Венцеля. — Я бы очень хотел, чтобы вы информировали меня о таких вещах прежде, чем вы передаете информацию этим писакам.

— К несчастью, произошла утечка информации, Ваше Императорское Высочество. Мы ничего не можем с этим сделать. В наше время практически невозможно что-либо утаить от прессы.

Эрцгерцог поднялся со своего кресла. Все трое офицеров мгновенно вскочили со своих мест. Эрцгерцог подошел к огромной кафельной печи и положил на нее руки.

— Пресса! Вся насквозь продажна. Либералы и евреи. У них одна-единственная цель — похоронить монархию. Нужно что-то делать, иначе будет поздно! К сожалению, приходится ждать. Тем не менее нельзя праздно сидеть и наблюдать, как все гибнет. — Он повернулся к своим посетителям. — Это признание должно быть отозвано!

Генерал Венцель нервно замигал и вопросительно посмотрел на Кунце, слышал ли он этот приказ. Капитан продолжал смотреть слегка насмешливым взглядом на наследника престола, буквально получая удовольствие от ситуации.

Когда стало ясно, что генерал Венцель предпочитает молчать, Кунце сказал:

— Прошу покорнейше прощения, Ваше Императорское Высочество, я не знаю, как такое возможно.

— Очень просто, господин капитан, — сказал Франц Фердинанд, и лицо его покраснело. — Он признался под давлением. Был в состоянии душевного расстройства. Под гипнозом! А потом просто пришел в себя и отозвал свое признание!

— Покорнейше прошу простить, Ваше Императорское Высочество, что я возражаю. На него не оказывалось никакого принуждения, и он не был под гипнозом. Он был в состоянии полного обладания всеми своими духовными силами, — настаивал Кунце.

— Я знаю, — ответил эрцгерцог раздраженно. — Это неважно.

— Его Императорское Высочество хотел этим сказать, — попытался объяснить полковник Бардольф, — что вы любое из его предложений можете использовать, когда будете передавать прессе сообщение об отзыве его признания.

Кунце сделал вид, что он ничего не понял.

— О каком отзыве идет речь, господин полковник? А если обер-лейтенант откажется отзывать свое признание?

— Тогда заставьте его это сделать, — фыркнул эрцгерцог.

— Но как?

— Вам лучше знать как! Вы сами принудили его признаться, не так ли?

— Нет, Ваше Императорское Высочество. Он признался под тяжестью собранных против него улик. И когда мы получили последнее и самое важное доказательство — а именно, откуда у него появился цианистый калий, — Дорфрихтер понял, что дальнейшая ложь бессмысленна. К тому же допросы его измотали. Он уже не сомневался, что будет признан виновным.

— Ну а если он не будет признан виновным?

— Но он виновен, Ваше Императорское Высочество. В этом нет ни малейших сомнений.

Эрцгерцог подошел к Кунце и встал так близко, что их тела почти соприкасались.

— Я настаиваю на том, чтобы этот человек отозвал свое признание! Я не потерплю это позорное пятно на моем офицерском корпусе! Я этого просто не допущу!

Кунце не отрываясь смотрел в большие голубые глаза эрцгерцога. Он был несколько ниже ростом, чем наследник престола, но сутулость эрцгерцога почти уравнивала эту разницу. «Но это еще не твой офицерский корпус, — подумал Кунце. — Еще нет!»

— С Вашего разрешения, Ваше Императорское Высочество, — сказал он, — позорное пятно уже существует. Оно существует со дня гибели капитана Мадера. Ничто не сможет его смыть.

Эрцгерцог оставил его стоять и обратился к генералу Венцелю:

— Капитан, кажется, не понимает, что я имею в виду. Вам это ясно?

Венцель вытянулся по стойке смирно.

— Так точно, Ваше Высочество!

Франц Фердинанд пожал плечами.

— Ну, тогда нет смысла продолжать эту тему. Вы хорошо доехали?

— Очень хорошо, благодарю Вас, Ваше Высочество, — подобострастно ответил Венцель.

— Дороги вокруг Бенешау все еще стоят под водой?

— Частично. Кучер был вынужден несколько раз выбирать дороги в объезд. — И сразу же, торопясь дать понять, что приглашение рассматривается как большая честь: — Какая прекрасная сторона! Замечательный воздух! Просто оживляет! Ощущаешь прилив новых сил!

«Если до той поры не замерзнешь окончательно», — со злостью подумал Кунце.

Несмотря на видимую несдержанность эрцгерцога, вызванную очевидной неспособностью капитана понять наследника престола, обоих гостей пригласили к столу. Обед был накрыт в семейной столовой. Гостей принимала герцогиня фон Хохенберг, урожденная графиня Чотек, морганатическая супруга эрцгерцога.

Это была красивая женщина с прекрасной фигурой и холодным, с выражением оскорбленного достоинства, лицом королевы, лишенной трона. Ее поведение по отношению к гостям — вероятно, и ко всему миру — было настороженной бдительностью; с первого дня замужества она жила среди людей, которые только и делали, что ждали ее падения или рассчитывали на это. Она не могла увидеть ни одного нового лица — высокого или низкого ранга, — чтобы не почувствовать под подобострастной маской врага. Из бывшей некогда жизнерадостной, сияющей счастьем девушки она теперь, к сорока двум годам, превратилась в эмигрантку, ведущую полную разочарований жизнь в чужой стране, расположенной между ее миром, который она покинула навсегда, и миром супруга, принадлежать к которому она потеряла всякую надежду.