Лейтенант Бертрам - [92]

Марианна между тем опять зашевелилась. Она слабо борется с навалившейся на нее тяжестью. Хочет что-то сказать, губы ее двигаются, во взгляде — надежда. Ей и в самом деле кажется, что она говорит. Йост смотрит на дырку в стене, на полотенце, на градусник, на стакан с водой.

Входят врач и сестра, они кивают Йосту. Это приветствие и в то же время знак взаимопонимания, солидарности живых против нее, умирающей.

Врач небрежно считает пульс больной, небрежно осматривает ее и выводит Йоста из комнаты, с Марианной остается сестра.

— Она уснет, — сказал Керстен уже в коридоре. — При ней будет сестра. Сестра позовет вас, если будет нужно.

У врача серые глаза, голос звучит добродушно. Он говорит с Йостом, как с ребенком.

— Она умрет? — тихо спрашивает Йост.

— Мы сделали все, чтобы это прошло как можно легче, — отвечает Керстен.

— И вы все испробовали?.. — задумчиво, как бы про себя, спрашивает Йост.

— Против смерти… — ворчит врач почти сердито.

Кивком головы Йост выражает согласие с ним:

— Да, да, тут ничем не поможешь, ничем!

— Вы все-таки подождите в моем кабинете, — с некоторым недоверием предлагает врач. Но Йост уже идет по коридору. Он закурил сигарету и пускает дым кольцами. Когда Керстен его догоняет, Йост говорит:

— Умоляю вас, сделайте невозможное!

Эти слова обращены не к врачу. Йост произносит их как бы про себя, словно, не думая, повторяет что-то слышанное однажды.

— Вы давно женаты? — спрашивает врач после того, как они довольно долго стояли молча. Он хочет напомнить Йосту о своем присутствии. Йост начинает подсчитывать, но вдруг вспоминает слова Хайна Зоммерванда.

— Двенадцать лет… скоро будет тринадцать.

— Так-так, — с удовлетворением произносит врач, как будто больной дал ему сведения, ценные для диагноза. — Не могу я быть вам чем-нибудь полезен? — предлагает он немного погодя. — Есть у вашей жены родственники, которых надо уведомить?

Йост об этом даже не подумал, когда сегодня утром его вызвали но телефону. Трезвый вопрос врача заставил его очнуться. У него было такое чувство, точно он видел дурной сон и в этом сне он сам себя потерял.

Он дал врачу адрес Марианниных родителей. Врач обещал послать им телеграмму. Йост кивнул. Ему это было бы слишком тягостно. Как будет тягостно все, связанное со смертью, гроб, погребение. Вопросительно и отчасти беспомощно Йост взглянул на Керстена, тот неверно истолковал его взгляд.

— Я надеялся ее спасти, — извиняющимся тоном сказал он, — но всему есть пределы. А кроме того, существуют всякого рода случайности и сюрпризы. Видите ли, человек, которого я оперировал, когда вы пришли повидать жену, не умер в ту ночь, когда мы ждали. Не умер он и на другой день. Он жив и сегодня. Но теперь уж и он при последнем издыхании.

Почувствовав интерес Йоста, Керстен добавляет:

— Если я не ошибаюсь, вам эта история известна. Около него день и ночь дежурит человек из полиции. Но он ничего больше не сказал, ни слова. Вероятно, в подобном случае уместно было бы говорить о героизме. А теперь уж ему немного времени осталось… Советник Вилле опять сам сидит возле него, а что уж он может важного сказать, этот бедняга…

Они ходили взад и вперед по коридору, потом опять остановились у двери, за которой лежала Марианна.

— Вам следовало бы немножко отдохнуть, — советует Керстен, так как Йост очень плохо выглядит.

Но не забота и волнение о Марианне, не боль за нее так на него подействовали. Он вдруг испугался. Испугался, что Марианна еще заговорит, опять назовет имя Хайна Зоммерванда, на которого он донес, которого ищут как государственного преступника, за которого где-то здесь умирает избитый до смерти человек, умирает, стиснув зубы, а рядом караулит жирный советник уголовной полиции.

Тогда мне конец, думает Йост. И внезапно спрашивает врача:

— Скажите, а моя жена не говорила ничего, что могло бы показаться странным или необычным?

Заметив удивление на лице врача, он тут же лжет с грустью в голосе:

— Мне важно каждое ее слово…

— Вполне вас понимаю, — отвечает врач, потупив глаза под взглядом Йоста. — Вам хотелось бы отложить их в памяти, но для меня в них не было ничего запоминающегося… Вот только, очнувшись от наркоза, она что-то кричала, кажется, чье-то имя. Но это был бессвязный лепет, ведь она еще не владела собой. И понять ничего было нельзя.

Врет, подумал Йост, он врет, и, конечно же, теперь он понимает, почему я об этом спрашиваю. Если до сих пор он ничего не замечал, то сейчас знает в чем дело.

— Все, что она говорила тогда, было совсем не понятно, — повторяет Керстен.

Йост берется за ручку двери, за которой умирает Марианна.

— Благодарю вас, — сухо произносит он, — а теперь мне хотелось бы исполнить свой долг перед умирающей.

Он садится возле постели Марианны и сидит прямо и строго. Пусть она молчит, пусть она умрет молча, мысленно требует он.

А в другой палате другой человек сидит у постели умирающего и хочет, чтобы он заговорил, прежде чем умрет.

Но тощий старик только изредка стонет, весь перевязанный. То и дело он поднимает веки и смотрит на своего стража и убийцу.

Господин Вилле ежится под этим взглядом. Когда стало известно, что старик все-таки умирает, он немедленно явился. На столе рядом с ним лежит записная книжка в переплете из твердого синего картона. И серебряный карандаш. Все готово, чтобы зафиксировать письменно любое слово старика. Но он ничего не говорит. Лишь иногда открывает глаза и с ненавистью смотрит на здорового, толстого, краснощекого человека, который как своего рода ангел смерти подстерегает его кончину.