Лейтенант Бертрам - [63]

Бертрам прикусил губу. Сказал себе: я должен успокоиться, что-то у меня нервы шалят. Ну конечно, он слишком мало спал. Почти каждый вечер куда-то ходил. И пил не в меру.

Но разве смерть не притаилась вблизи? Бертрам сказал себе, что жизнь не предоставляет нам столь драматичные развязки по первому желанию. Они весьма редки. Они случаются гораздо реже, чем их хотят, ведь мы частенько хотим, чтобы занавес наконец упал и окончилась наша роль, в которой мы чувствуем себя не очень-то ловко.

— Скажите Фритцше, чтобы он ехал быстрее! — раздался голос Йоста.

Машина понеслась как на крыльях. Несмотря на все доводы рассудка, Бертрам все еще боролся с жаждой гибели. Цурлиндену сейчас хорошо! — думал он.

Когда Фритцше наконец затормозил у широкой лестницы замка Шверинов и лакей открыл дверцу, Бертрам выскочил так поспешно, словно спасаясь от опасности.

— Ты чудо как хороша! — воскликнула Эрика и, обхватив руками голову Марианны, поцеловала ее в оба глаза. Йост смотрел на это, нахмурив лоб. Но Марианна быстро высвободилась из объятий и ревниво следила, как Эрика подает руку Бертраму. Она была почти разочарована тем безразличием, с которым они поздоровались. Потом решила, что это просто притворство, и, подойдя к Эрике, шепнула ей на ухо:

— Что ж ты так плохо обращаешься со своим поэтом? — Она даже предположить не могла, какое действие окажут на Эрику эти слова. Ее как будто ударили. Она вся сжалась, задрожала, а ее обычно блестящие глаза вдруг потускнели от слез.

— Что ты сказала! — тихо вскрикнула она. — Мы потом об этом поговорим, о господи!

Хозяин дома, с длинным черепом и кривыми ногами кавалериста, втянул Йоста в разговор. Граф Шверин был человеком очень беспокойным. Еще и поныне в его седой голове мелькали подчас поистине авантюрные мысли. И хотя его деятельность началась с первой мировой войны, он ни в коей мере не был дипломатом старой школы. Во времена Вильгельма он шокировал общество своими либеральными воззрениями и даже заслужил прозвище «красный гусар». Из-за его принадлежности к старой аристократии ему всегда доставались только незначительные посты. Однажды, когда он был атташе в одной южноамериканской стране, его по ошибке чуть не линчевали во время государственного переворота. После этой истории у него появился нервный тик — то и дело подергивался уголок рта. В войну он сменил профессию и опубликовал брошюру «Германия, какой она должна быть». В этой брошюре он аннексировал Фландрию и Бельгийское побережье, да еще индустриальную область Франции. На востоке он присоединял к Германии Балтику и все земли западнее Волги. Что ж, подобные идеи рождались и у других. Оригинальным в брошюре графа было лишь то, что эти захватнические планы он объяснял причинами архилиберального, прогрессивного свойства.

Эти литературные потуги графа не имели никаких политических последствий.

После краха империи социал-демократы не однажды вспоминали о нем — из-за его прозвища — при назначении на высокие должности, но из этого никогда ничего не выходило. Потом случилось так, что его брошюра попала в руки фюрера национал-социалистов и произвела на него глубочайшее впечатление не столько постановкой цели, сколько ее демагогическим обоснованием. Граф был приглашен к Гитлеру и со временем сделался доверенным лицом национал-социалистов в министерстве иностранных дел. Роль, в равной мере требовавшая от него умения хранить тайны и болтливости.

Граф многого для себя ожидал от победы национал-социалистов, но и при новом режиме остался лишь часто упоминаемым кандидатом на высокие должности.

Шверин познакомил Йоста с несколькими помещиками, которых тот еще не встречал на охоте или при других светских оказиях. Богачи Вайсендорфы приехали из Ганзенштайна, толстая госпожа фон Бок тоже была здесь, ожидали еще Пёльнитцев, которым пришлось сделать крюк, чтобы привезти трех сестер Зибенрот. Это все устроила графиня. Ей нужны были для танцев красивые девушки, но требовать от отца, чтобы он приглашал к себе почтового инспектора с супругой, она не могла. Граф и семейство Пёльнитц не так уж жаждал видеть. Они владели всего лишь тысячью моргенов земли. «Да это же мужичье!» — говорил о них граф.

Между тем Марианна вместе с майоршей Шрайфогель и женой капитана Штайнфельда направилась в столовую. Толстая майорша и госпожа Штайнфельд с вечно страдальческим лицом, как и все офицерские жены маленького гарнизона, видели свою жизненную задачу в том, чтобы женить всех еще холостых офицеров. Они взволнованно ходили вокруг длинного стола, напрочь несогласные с распределением мест за столом. Они позвали Эрику и выговорили ей за это. Почему, например, Хартенек должен сидеть с этой невозможной госпожой фон Бок?

— Потому что он мерзкий! — объяснила Эрика.

— У его родителей пивоваренный завод где-то во Франконии. А это в наши дни приносит огромные деньги, — заявила майорша Шрайфогель. — Ему пора бы жениться!

Эрика с этим не согласилась, однако уступила, когда майорша стала настаивать, что капитана Бауридля следует посадить с Альмут Зибенрот.

Когда прибыло семейство Пёльнитц — краснощекая Труда выглядела довольно неуклюже рядом с красотками Зибенрот, — все стали усаживаться за стол.