Лейтенант Бертрам - [167]
— Ты! Поосторожней! — налетел на него Бертрам. — Ведь ты ненормальный. Тебя надо…
Завильский разнял и успокоил их.
После обеда они получили приказ лететь на север. В сумерках они приземлились на аэродроме в Виттории. Когда они садились, солнце еще раз выглянуло из-за ползущих на запад туч. Самолет Бертрама замер на узенькой, солнечной дорожке. Сдвинув на лоб летные очки, он, моргая, глядел на свет, который отражался на металлических частях самолета и играл на крыльях, теперь казавшихся живыми. Деревья вокруг аэродрома приветственно шелестели свежей листвой, а вершины баскских гор краснели на горизонте. Прежде чем отстегнуть ремни, Бертрам с наслаждением потянулся. На краю летного поля ему помахал рукой Завильский.
— Да здесь просто здорово! — восхищенно произнес он, указывая на бараки, ангары и палатки, с трех сторон обступившие летное поле.
— Нет маскировки! — возразил Бертрам.
— Здесь она не нужна, — просветил его Завильский. — У противника нет авиации.
— Ну тогда не страшно! — К ним незаметно подошел Штернекер.
— Извини, я сегодня утром немного погорячился, — обратился он к Бертраму, не вынимая сигареты изо рта.
Офицеры стояли без дела. На летном поле суетились денщики, гудели тягачи, а с расположенного неподалеку полигона доносилась учебная пулеметная стрельба.
— Действительно, как в театре! — заметил Завильский.
— Можно подумать, что мы дома, — подхватил Бертрам.
— А разве нет? — с издевкой спросил Штернекер. Он обиделся, что Бертрам не обратил внимания на его извинение.
— Не хватает только нашего доброго Йоста. Но тебя, пожалуй, это не очень огорчает. Ведь под конец он тебя разлюбил. Но зато есть Хартенек, на которого ты теперь можешь молиться.
И прежде чем Бертрам успел ответить, Штернекер ретировался, разразившись громким язвительным смехом, исказившим его лицо.
— Что с ним? — раздраженно спросил Бертрам лейтенанта Завильского.
— Знаешь, впредь я этого так не оставлю.
— Да брось, он угомонится, — пытался образумить Бертрама Завильский. Но голос его звучал озабоченно.
— Вот уже несколько дней он какой-то странный. Ты даже не подозреваешь, что мне приходится от него терпеть. Я ему посоветовал сказаться больным. Он, разумеется, не хочет. Кстати, ты слышал главную новость? Приехала Эрика Шверин!
— Кто приехал? — переспросил Бертрам. Известие показалось ему просто невероятным, и он сначала решил, что ослышался.
— Эрика Шверин, невеста Хартенека. Он тебе о ней не рассказывал? — теперь удивился Завильский.
— Что за чушь! — воскликнул Бертрам.
— Отчего же? Сегодня вечером мы все приглашены поужинать с ней, — невозмутимо продолжал Завильский. И немного погодя добавил: — Не сердись на меня за то, что повторяю слова Штернекера. Ну, как же ты об этом не знаешь! Ведь она уже несколько недель как здесь! А ты каждый день пропадаешь с Хартенеком. В это трудно поверить!
— Это верно! — признал Бертрам, неуклюже ковыляя рядом с Завильский, и больше не произнес ни слова.
Первое, что он подумал после сообщения Завильского, было: «Не останься я здесь добровольно, через четырнадцать дней был бы дома». И в этой мысли отразилось все его разочарование и все его обманутые чувства. «Через четырнадцать дней я бы уехал».
Умолчав о присутствии Эрики, Хартенек предал его, решил Бертрам и возмущался, вспоминая, как Хартенек лицемерно изображал радость, притворялся, будто для него нет ничего важнее дружбы с Бертрамом и того, что Бертрам остался с ним в Испании.
Он вел двойную игру, убеждал себя Бертрам и, ослепленный гневом, даже не вспомнил о том, что, держа Хартенека в неведении, сам дал тому повод. Ему и в голову не пришло, что Хартенеку, возможно, запретили говорить о присутствии Эрики. А так оно и было. Во время поездки, которую она благодаря связям отца совершала в качестве военной корреспондентки одной национал-социалистской газеты для женщин, Эрика выполняла задания тайной государственной полиции. На нее и раньше периодически возлагались подобные миссии. Теперь эти поручения в основном были исполнены.
Эрика сидела рядом с ширококостным, сухопарым Хартенеком. Тонкой фигурой, глазами, беспокойно горевшими на бледном лице, и свободными, стремительными движениями она резко отличалась от него. Почти всем она привезла привет или весточку с родины. Только Бертрам и Штернекер, казалось, не желали участвовать в общем застолье. Но если Штернекер угрюмо сидел за столом и, видимо, погруженный в собственные мысли, почти не воспринимал происходящего вокруг, то Бертрам упорно смотрел на Хартенека. Хартенек заметил это и под укоризненным взглядом Бертрама чувствовал себя скованно. Остальные же ничего не замечали, ибо были полностью заняты Эрикой, столь непохожей на женщин, с которыми им обычно доводилось встречаться здесь на праздниках или балах. Чужая речь испанок теперь казалась им своего рода вуалью. А слова Эрики легко воспринимались на слух и без труда понимались. И это придавало ее красивым губам еще большую прелесть. Маленькие груди ее влекли к себе, беспокойные узкие руки будили странные, эротические чувства, а взгляд глубоко посаженных глаз был словно прикосновенье.
Книга повествует о жизни обычных людей в оккупированной румынскими и немецкими войсками Одессе и первых годах после освобождения города. Предельно правдиво рассказано о быте и способах выживания населения в то время. Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны. Содержит нецензурную брань.
Писатель Василий Антонов знаком широкому кругу читателей по книгам «Если останетесь живы», «Знакомая женщина», «Оглядись, если заблудился». В новом сборнике повестей и рассказов -«Последний допрос»- писатель верен своей основной теме. Война навсегда осталась главным событием жизни людей этого возраста. В книгах Василия Антонова переплетаются события военных лет и нашего времени. В повести «Последний допрос» и рассказе «Пески, пески…» писатель воскрешает страницы уже далекой от нас гражданской войны. Он умеет нарисовать живые картины.
Это просто воспоминания белой офисной ни разу не героической мыши, совершенно неожиданно для себя попавшей на войну. Форма психотерапии посттравматического синдрома, наверное. Здесь будет очень мало огня, крови и грязи - не потому что их было мало на самом деле, а потому что я не хочу о них помнить. Я хочу помнить, что мы были живыми, что мы смеялись, хулиганили, смотрели на звезды, нарушали все возможные уставы, купались в теплых реках и гладили котов... Когда-нибудь, да уже сейчас, из нас попытаются сделать героических героев с квадратными кирпичными героическими челюстями.
Был такой плацдарм Невский пятачок. Вокруг него нагорожено много вранья и довольно подлых мифов. Вот и размещаю тут некоторые материалы, может, кому и пригодится.
Воспоминания о блокаде и войне написаны участником этих событий, ныне доктором геолого-минерал. наук, профессором, главным научным сотрудником ВСЕГЕИ Б. М. Михайловым. Автор восстанавливает в памяти события далеких лет, стараясь придать им тот эмоциональный настрой, то восприятие событий, которое было присуще ему, его товарищам — его поколению: мальчикам, выжившим в ленинградской блокаде, а потом ставших «ваньками-взводными» в пехоте на передовой Великой Отечественной войны. Для широкого круга читателей.
Еще гремит «Битва за Англию», но Германия ее уже проиграла. Италия уже вступила в войну, но ей пока мало.«Михаил Фрунзе», первый и единственный линейный крейсер РККФ СССР, идет к берегам Греции, где скоропостижно скончался диктатор Метаксас. В верхах фашисты грызутся за власть, а в Афинах зреет заговор.Двенадцать заговорщиков и линейный крейсер.Итак…Время: октябрь 1940 года.Место: Эгейское море, залив Термаикос.Силы: один линейный крейсер РККФ СССРЗадача: выстоять.
В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
Роман известного писателя ГДР, вышедший в годовщину тридцатилетия страны, отмечен Национальной премией. В центре внимания автора — сложные проблемы взаимовлияния научно-технического прогресса и морально-нравственных отношений при социализме, пути становления человека коммунистического общества.