Лейтенант Бертрам - [101]

Шрифт
Интервал

Вокруг фотографа толпилась масса народу. Солдат уговаривал женщину. Она еще ломалась, но руки ее уже приглаживали темные волосы, поправляли гребень с красными и зелеными цветами. Когда она вытащила зеркальце и губную помаду, фотограф, терпеливо ожидавший рядом, подскочил к аппарату, снял заслонку с объектива и, наклонившись, сунул голову под черный платок. Женщина меж тем зашла за полотно. Ей лишь с трудом удалось просунуться в отверстие, слишком тесное для ее бюста. Толпа сопровождала ее старания громким хохотом.

Теперь красотка сидела в самолете, не смея пошевелиться, вся пунцовая от смущения. Солдат же, наоборот, чувствовал себя польщенным веселостью толпы. Он был горд и женщиной, и ее бюстом. Он тоже громко смеялся и радостно постукивал тросточкой по заду фотографа, скрывшегося под черным платком. Фотограф надменно нажал на резиновую грушу, и толпа снова покатилась со смеху.

Потом все разбрелись, обсуждая виденное. Солдат и его девица вновь стали каплями в человеческом море. Крепко обнявшись, они ушли.

Бертрам отошел от окна и прилег на кровать. Он страшно устал, ему чудилось, будто вдали он слышит что-то похожее на стрельбу… Он заснул. Проснулся он от диких криков на площади. Это продавцы газет предлагали прохожим вечерние выпуски. Бертрам посмеялся над своими страхами — а что ему, собственно, померещилось? — но ощущение неуюта не покидало его.

За ужином в ресторане отеля капитан Бауридль сообщил, что следующий день они проведут в Кадисе.

— Но нам это только в радость! — сказал он, многообещающе потирая руки. Он предупредил всех, что испанские вина чрезвычайно тяжелы, посоветовал на закуску взять артишоки, но всего оживленнее он ратовал за каракатиц, впрочем, оценить их по достоинству смог только Штернекер. Завильский счел, что это смесь кожи и резины. Капитан Бауридль пропустил его замечание мимо ушей. Жуя, он вспоминал Альмут Зибенрот. Как она тогда удивилась. «Каракатица?» — спросила она. Бауридлю вспомнились и дурацкие анонимные письма. Она, мол, лейтенантская любовница, он, мол, станет посмешищем среди своих офицеров… Забыв собственный совет, он большими глотками пил тяжелое испанское вино.

Во время десерта он дал Бертраму поручение. Пропал один чемодан, и Бауридль приказал Бертраму утром отправиться в порт, проверить, не остался ли чемодан на судне. Сопровождать его будет испанский офицер.

Испанец, тот самый полноватый, с побитым оспой лицом, капитан Сиснерос, явился только во второй половине дня. Вдвоем они поехали в порт. На причале возле корабля стояли большие ящики с надписью «Крупп — Эссен, сельскохозяйственные машины». Их только что выгрузили. Значит, это наши самолеты, подумал Бертрам.

На борту его приветствовал штурман. Сказал, что капитан живет в городе. Пока они беседовали, краны подняли на борт три длинных, плоских ящика.

— Что это вы грузите? — спросил ошеломленный Бертрам.

— Это? Первые обратные пассажиры. Ребята, которым не повезло.

II

Перед первым полетом над территорией противника был устроен праздник. Кроме них, присутствовали несколько испанских и множество итальянских офицеров. Радио заполняло зал оглушительной маршевой музыкой, приходилось кричать в голос, чтобы хоть что-то сказать. Кто-то хотел выключить радио, но ему не позволили.

— La parte! La parte! — кричали несогласные.

Бертрам спросил Бауридля, что значит «la parte».

— Это оперативная сводка, — объяснил капитан, — сейчас будут ее передавать.

Между Бертрамом и Завильским сидел рябой капитан Сиснерос. Капитан обратился к Бертраму, сказал ему что-то, чего тот не понял. Потом он поднял бокал. Оба выпили. Капитан улыбнулся, и Бертрам улыбнулся тоже.

А они в общем славные ребята, подумал Бертрам. Дружелюбие капитана он воспринимал как награду. Как-никак он уже воевал и с полным правом мог бы претендовать на почтительное к себе отношение, что вполне откровенно делали итальянцы. Они обращались с немецкими летчиками несколько свысока. Толстокожий Бауридль, казалось, этого не замечал. Штернекер с врожденным высокомерием относился к этому обидному пренебрежению, а Завильский льнул к испанцам. На впечатлительного Бертрама, однако, самоуверенность итальянцев подействовала. Они знают, что такое война, говорил он себе, знают, что такое бой, они, так сказать, уже смотрели смерти в лицо. С того момента, как он узнал, что утром им предстоит лететь над территорией противника, Бертрама мучил вопрос: как я буду себя вести? Да, с мечтами покончено. Пришла пора испытать себя на деле. Теперь от военной действительности его отделяла всего одна ночь. Как я поведу себя, думал он, как я поведу себя, если мне тоже доведется «заглянуть смерти в лицо»?

Шумную застольную беседу прервал капитан Сиснерос. Он вскочил и громовым голосом потребовал тишины, выпучив темные глаза и вытянув над столом правую руку.

По радио передавали оперативную сводку, казалось, диктор голосом вбивал гвозди. Бертрам различал только раскатистое «р-р-р», еще какие-то гортанные звуки, но не понимал ничего. Капитан Бауридль, весь вечер державший себя добродушно-отечески, сделал знак ему и Завильскому. Они перегнулись через стол, и он перевел им сводку.


Рекомендуем почитать
Ровесники. Немцы и русские

Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.


Длинные тени

Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.


Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Пусть всегда светит солнце

Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.


Юрий Двужильный

В книгу включены документальные повести журналиста Г. Фролова о Герое Советского Союза Юрии Двужильном и героине битвы под Москвой в 1941 году Вере Волошиной. В результате многолетних поисков Георгию Фролову удалось воскресить светлые образы этих замечательных советских патриотов, отдавших жизнь за Родину.


Время алых снегов

Герои повестей и рассказов, вошедших в этот сборник, наши современники — солдаты и офицеры Советской Армии. Автор показывает романтику военной службы, ее трудности, войсковую дружбу в товарищество, Со страниц сборника встают образы воинов, всегда готовых на подвиг во имя Родины.


Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.


Киппенберг

Роман известного писателя ГДР, вышедший в годовщину тридцатилетия страны, отмечен Национальной премией. В центре внимания автора — сложные проблемы взаимовлияния научно-технического прогресса и морально-нравственных отношений при социализме, пути становления человека коммунистического общества.