Лейтенант Бертрам - [100]
Капитан Бауридль захохотал, широко открыв рот, потом обстоятельно высморкался, еще раз хохотнув в носовой платок. Затем он отпустил Штернекера и Завильского, а Бертраму велел задержаться.
Спрятав наконец носовой платок, Бауридль уселся на стол, почти вплотную к Бертраму. Синие брюки туго обтягивали его толстые ляжки и как-то вяло свисали с острых колен. Бертраму стало противно, и он перевел взгляд на море в иллюминаторе.
— Послушайте-ка, молодой человек, — грубо начал капитан, — лично для вас у меня есть еще один совет. И поскольку мы сейчас вроде как гражданские лица, то вам придется выслушать его без всяких там обид. Идет?
Капитан Бауридль умолк, и Бертрам вынужден был на него взглянуть. Глаза его были все в красных прожилках. Зрачки, казалось, были обтрепаны по краю. Какой он, видно, несчастный человек, подумал Бертрам с изумлением и впервые ощутил нечто вроде симпатии к «пролетарию».
— Вы больше не адъютант, и хитрить вам уже ни к чему. Хватит вам грезить о генеральном штабе. А лучше всего и вообще перестать грезить. И перестаньте — хотя бы на некоторое время и мне на радость — строить из себя невесть что. Вы спокойно можете привыкнуть играть в скат. В этом, безусловно, нет ничего недостойного, а проигрываете вы тут меньше, чем если бы играли в очко или в покер. Вы теперь обыкновенный боевой офицер.
Бауридль опять умолк, и Бертрам опять вынужден был поднять на него глаза.
— Если вы покончите с вашими фанабериями и если вам однажды повезет больше, чем другим, — искренне и на удивление горько произнес капитан Бауридль, — вот тут-то и выяснится, на что вы способны. Вы, вероятно, думаете, что я просто придираюсь к вам. Но у меня этого и в мыслях нет. Я хорошо отношусь к вам. И мне бы хотелось, чтобы вы служили с удовольствием. У вас еще будет возможность понять, как это важно.
Бертрам, все-таки растроганный этими лишь отчасти ему понятными речами, нерешительно пожал протянутую руку.
Позднее Бауридль еще раз несказанно его удивил. Когда они прибыли в Кадис, капитан Бауридль одним прыжком перемахнул через забортный трап, сгреб в охапку двух испанских офицеров, поджидавших на пристани, обеими руками, с кряканием стал хлопать их по плечам, непрерывно что-то говоря.
У Бертрама между тем было время разглядеть этих двоих. Один, с лицом обрамленным, да нет, почти скрытым черной бородой, был в элегантной серой форме и красном берете карлиста. У него были поразительно красивые руки. Второй, летчик и к тому же капитан, — как установил Бертрам, на пароходе зубривший знаки различия у испанцев, — был толстяк с простым, побитым оспой лицом.
Бауридль представил им своих лейтенантов, Бертрам собрался было поклониться, но элегантный бородач и его тоже заключил в объятия.
Несмотря на близость вечера, стояла гнетущая жара. Гавань полна была шума и движения. У соседнего причала с грязного неуклюжего грузового парохода спускались марокканские солдаты. Низкорослые парни с коричневыми лицами. Несмотря на жару, они были в каких-то пелеринах и зеленых головных уборах наподобие тюрбанов. Заметив, что три его лейтенанта неодобрительно наблюдают за этим спектаклем, капитан Бауридль заворчал на них:
— Вежливость, я же вам толковал об этом. Не годится гостю критиковать мебель в гостиной хозяев. А кроме того, эти смуглые ребята — превосходнейшие стрелки.
Но когда колонна наконец построилась и двинулась маршевым шагом, все три лейтенанта не сумели скрыть своего изумления: не было слышно ни звука. Впервые в жизни они видели колонну на марше без тяжкого топота кованых сапог.
— Прямо как в кино, когда звук пропал, — произнес Завильский, справившись со своим изумлением.
В конце причала их ждали два автомобиля. Обе машины с трудом пробились сквозь кишащую толпу в гавани и, словно взбесившись, понеслись по широкой аллее. На перекрестках их заносило в сторону, они врывались в узкие переулки, не сбрасывая скорости. На улицах и в переулках было очень людно, и Бертраму каждую минуту казалось, что аварии не избежать. Но пешеходы, и мужчины и женщины, как-то вдруг останавливались, пропуская машины, мчавшиеся почти вплотную к ним, и торжествующе улыбались. Такие улыбки Бертрам впоследствии видел на лицах тореадоров.
Гостиничный номер был залит неверным, странным светом. Бертрам сразу подошел к окну и поднял жалюзи. Внизу, на площади, теснились сотни, а может, и тысячи людей, словно повинуясь какому-то неведомому закону. Красными точками мелькали фески марокканцев и береты карлистов. То тут, то там на глаза Бертраму попадались раненые в светлых полосатых пижамах, ковылявшие сквозь толпу. Крестьянин в широкополой черной соломенной шляпе волок за собой осла. Нищие и полицейские в сверкающих черным лаком треуголках, священники в темных, частенько засаленных сутанах — у нас, думал Бертрам, так не выставляют себя напоказ, ни дать ни взять — средневековье. И чем дольше он вглядывался в этот людской водоворот, тем беспокойнее становилось у него на душе.
Что это бурлит там, внизу, размышлял он, какое-то недоброе месиво… И говорил себе: я в чужой стране.
Прямо под его окном находилось несколько ларьков, торговавших кожаными изделиями — поясами, ремнями, патронташами, а также военными фуражками, флагами и знаками различия. Фотограф устанавливал старую массивную фотокамеру на деревянной треноге перед натянутым полотном, на котором был намалеван самолет. С вертящимся пропеллером он летел сквозь облака. Над сиденьем пилота в полотне было вырезано отверстие. На заднем плане среди облаков виден был второй самолет с красными звездами на крыльях. Он падал вниз, охваченный пламенем.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.
Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
В книгу включены документальные повести журналиста Г. Фролова о Герое Советского Союза Юрии Двужильном и героине битвы под Москвой в 1941 году Вере Волошиной. В результате многолетних поисков Георгию Фролову удалось воскресить светлые образы этих замечательных советских патриотов, отдавших жизнь за Родину.
Герои повестей и рассказов, вошедших в этот сборник, наши современники — солдаты и офицеры Советской Армии. Автор показывает романтику военной службы, ее трудности, войсковую дружбу в товарищество, Со страниц сборника встают образы воинов, всегда готовых на подвиг во имя Родины.
В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
Роман известного писателя ГДР, вышедший в годовщину тридцатилетия страны, отмечен Национальной премией. В центре внимания автора — сложные проблемы взаимовлияния научно-технического прогресса и морально-нравственных отношений при социализме, пути становления человека коммунистического общества.