Лейла, снег и Людмила - [40]

Наталья вспомнила эту историю, шагая рядом с Максимом Николаевичем по дороге домой. Она затихла, но он не обращал внимания на ее молчание, как, впрочем, не замечал ранее ее болтовни. Наташа вновь подумала о том, что она никто и ничто. Но на этот раз решила не сдаваться и не уходить, потеряв всякую надежду даже на то, чтобы он помнил ее имя. Ей показалось, что ее борьба с ним диктовалась не столько стремлением его завоевать, сколько желанием запечатлеть свое имя и лицо на странице жизни, пусть ограниченной рамками памяти одного-единственного мужчины на свете. Одного мужчины, который помнил бы ее. Разве она требует для себя многого в этой жизни?

Она должна одержать победу, потому что поражение или выигрыш означали только одно: быть или не быть. Наталья скорее почувствовала это, чем поняла.

Для Люды Максим Николаевич не представлял никакого интереса. В отличие от Натальи, она мгновенно отнесла его к разряду мужчин, которых называла «не те». Людмила заметила, что Максим Николаевич не только живет уединенно и молчаливо, но избегает вступать с соседями в какие-либо споры, даже дружеские. Он был единственным из жильцов квартиры, кто постоянно был готов уступить, повременить, когда дело касалось пользования общими удобствами. Он немедленно отступал, говоря с раздражающей вежливостью: «Ничего… Пожалуйста… Я могу подождать».

Эти слова, которые он часто повторял, уступая всем очередь к телефону, в ванную или на кухню, навели Людмилу на мысль, что в жизни этого человека нет ничего срочного и поспешного. Все его нужды могли подождать, вплоть до посещения туалета.

Хотя такое поведение должно было выглядеть удобным, тем более для соседей, Люде оно казалось скучным. Полное отсутствие у Максима Николаевича какой-либо склонности к соперничеству внушало ей ощущение, будто она живет рядом с тенью умершего мужчины.

Эта ее уверенность укрепилась еще больше после того, как Наталья застала их соседку по нижнему этажу за кражей еженедельной газеты из почтового ящика Максима Николаевича. Выяснилось, что он осведомлен об этой краже, однако не предпринял ничего, чтобы ее предотвратить, никому не сказал, никого не спросил и даже никому не пожаловался, словно воспринял как неотвратимое зло. Наталья нашла в происшествии прекрасный повод унизить соседку, но еще более важным был героизм, проявленный ею при этом, который, по ее мнению, должен был, наконец, заставить Максима Николаевича раскрыть сонные глаза и взглянуть на нее по-иному. И она стала время от времени уверенно стучаться к нему и входить в комнату, не дожидаясь приглашения. Наталья садилась перед ним и приговаривала:

– Вы видели? Ну что за наглая воровка! Но я не промолчала, я поставила ее на место! Не думаю, чтобы она осмелилась еще раз сделать такое. Я ей прямо сказала, что мы можем заявить в милицию, но что, к своему счастью, она имеет дело с порядочным человеком. Я именно так ей и сказала. Я знаю, что вы человек благородный и не обращаете внимания на подобные мелочи. Но что поделаешь, если жизнь стала такая, что все время приходится сталкиваться с типами без стыда и совести. Словно в лесу живем. Каждый только о себе и думает. А хороших людей осталось мало, и как встретишь такого, так хватаешься за него, как за глоток свежего воздуха. Вы знаете, Максим Николаевич, глядя на вас, я думаю как раз об этом: вы редкий человек для нашего времени.

Максим Николаевич прервал ее:

– Да не стоит поднимать столько шума из-за газеты.

Но для Натальи дело было не в газете. Случай давал ей законное основание нарушать его одиночество, когда она того пожелает, чтобы рассказать ему о последних стычках с соседкой.

Кража газеты из почтового ящика Максима Николаевича стала причиной ежедневных ссор с соседкой, после которых Наталья стучала в дверь соседа и пересказывала ему разговор во всех подробностях, пока он в очередной раз не прерывал ее, едва она переходила на рассуждения о «хороших людях». И тогда она добавляла с разочарованным видом:

– Ах, чуть не забыла, зачем пришла. Я увидела в газете одну статью и подумала, что надо бы ее почитать.

Она забирала газету, но потом приходила вновь, чтобы вернуть ее.

Эти преследования казались Люде похожими на веселые сцены из любовного фарса, где из двух героев, выброшенных жизнью на задворки, один постоянно убегает от другого.

Но самое большое отвращение вызывало у нее поведение Максима Николаевича, у которого не хватало смелости открыто сказать «нет».

Когда Наталья прочитала газету от первой до последней буквы (не запомнив при этом ничего из прочитанного) и исчерпала все причины для визитов, она оставила соседа в покое. Целых два дня Максим Николаевич не видел ее и не сталкивался с ней ни в одном из тесных углов коммуналки. Он предположил, что Наталья потеряла надежду и решила выпустить его из своих когтей, избавив его от тяжелой необходимости сказать: «Я не тот, которого ты ищешь».

Он ошибался. Она предоставила ему свободу и прекратила погоню лишь для того, чтобы собраться с мыслями. Он по-прежнему оставался «им» – мужчиной, которого она искала. Он жил один, и за два прошедших месяца к нему ни разу не пришла женщина, если не считать посещений дочери. Он был старше Натальи. И – самое главное – их кровати разделяла лишь стена. «Это он», – продолжала утверждать Наталья, готовясь нанести решающий удар. Когда традиционное восхождение по лестнице – обмен взглядами, затем улыбка, свидание, любовь и постель – не принесло успеха, она решила, что эту лестницу следует перевернуть вверх ногами: постель, затем любовь, разговор, улыбка и обмен взглядами.