Лейла. По ту сторону Босфора - [95]

В конце дня Лейла бродила по городу. Она пробиралась через толпу торговцев, чьи караваны верблюдов готовились отправиться к Черному морю. Она не ожидала, что испытает такую огромную радость, очутившись здесь. Однако именно в этом городе-мираже, возникшем ниоткуда посреди степи и ставшим столицей кемалистов с правительством и депутатами, беями и пашами, изгнанными из Стамбула, она обрела любовь и независимость. Она едва решалась поверить в то, что наконец после шести месяцев расставания она увидит Ханса. Время казалось ей бесконечным.

Группа всадников на полудиких лошадях пронеслась мимо в безумном галопе. Вокруг сновали прохожие. Город был оживлен. Вернулись налоги, чиновники и военные получали жалование. Представители посольств Афганистана, Персии придавали Ангоре дипломатическую важность. Сомнительный Севрский мирный договор был окончательно погребен благодаря ниспосланному Провидением человеку, который проявил невероятную смелость восстать против него и повести за собой народ.

Лейла была переполнена надеждой. Она возносила благодарность Аллаху Милосердному за то, что счастье не приходит в одиночку. Теперь, когда Селим смирился со свержением падишаха, он стал более покладистым. Его злоба и страх притупились, казалось, что он принял неизбежное. Перед отъездом Лейлы в Ангору он поблагодарил ее за преданность. На холме Чанкая, недалеко от резиденции Мустафы Кемаль-паши, Лейла встретилась с несколькими женами офицеров, обосновавшимися в уютных домиках среди виноградников, принадлежавших раньше армянским и греческим торговцам шерстью. Воздух здесь был чище, чем в старом городе, и обстановка спокойней. Она уточнила дорогу у девушки, и та указала на здание с красной черепичной крышей. Именно там Ханс назначил встречу. Лейла еле сдерживалась, чтобы не бежать. Это был скромный каменный домик с небольшим садом. Фонтан дарил немного свежести. Лейла постучала в дверь. Она почувствовала, как ее охватывает волнительная радость.

К ее огромному изумлению, двери открыл Рахми-бей. Она проследовала за ним в гостиную, окно которой выходило в сад. В комнате стояли тахты, в глубине помещения — бильярд. На низком столике рядом с грязными стаканами лежал револьвер в кожаной кобуре. Офицер предложил гостье сесть. Рубаха с расстегнутым воротником, мятые форменные штаны, старые ботинки Рахми-бея — его мрачный вид говорил, что он вовсе не удовлетворен военной службой.

Она нахмурилась, снимая чарчаф.

— Рада вас видеть, Рахми-бей…

— Ханс скоро будет, — прервал он ее и резким движением протянул ей стакан лимонада.

Он закурил и повернулся к ней спиной, уставившись в распахнутое окно. Смущенная Лейла задалась вопросом, почему она так неловко себя чувствует. Может, потому что осталась с ним наедине? Она поправила платок и куртку, проверила, аккуратно ли лежат складки длинной юбки… Мужчины и женщины, которые участвовали в революционных событиях, должны были как-то приспособиться к общению между собой. Скромность и стыдливость женщины по-прежнему была добродетелью, но теперь представительницы прекрасного пола разговаривали, открыто глядя в глаза собеседнику, на равных, о чем раньше не могло быть и речи.

— Поздравляю вас, — робко пролепетала она. — Вы проявили себя как герои. Такие долгие бои. Три недели без передышки. По словам Халиде-ханым, это была одна из самых тяжелых схваток. Она сама больше не расстается с револьвером, — добавила Лейла шутя. — И у нее в ногах спит пес!

— Фронт — неподходящее место для женщин, — ответил Рахми-бей, пожав плечами. — Даже мы, мужчины, не всегда покидаем его невредимыми, тогда как вы…

Он говорил резко. По спине гостьи побежала дрожь. На западе поговаривали о психологических травмах войны. У Лейлы появилось абсурдное желание утешить его, но она сдержалась. Поскорее бы вернулся Ханс!

Постепенно комнату окутал полумрак. Лейла позволила себе зажечь керосиновую лампу. Подняв взгляд, она увидела, что Рахми-бей пристально на нее смотрит. Она попятилась, пораженная его взглядом. Ей редко приходилось видеть столько страсти в глазах мужчины. За исключением, конечно, Ханса, когда он признавался ей в любви.

Неожиданно распахнулась входная дверь, и на пороге появился Ханс. Лейла с облегчением бросилась к нему. Он подхватил ее и покрыл поцелуями лицо и шею. Все тревоги улетучились. Слава Богу, он не ранен! Она провела рукой по его волосам, слушала его дыхание, впилась глазами в его губы, улыбку, и казалось, что она оживает. В один миг они остались одни во всем мире. Не выпуская ее руки, Ханс развернулся к другу, но Рахми-бей уже исчез.

И тут же радость Ханса испарилась. Он подвел Лейлу к тахте, усадил ее. Она смотрела на него так доверчиво, ее взгляд был полон счастья, и он возненавидел себя за то, что именно ему придется сообщить ужасную весть.

Она отпрянула.

— Ханс, что-то не так?

— Мне очень жаль, но…

Он выглядел таким подавленным, что ее пробил озноб. На что он намекает? Разве он не стоит перед ней живой и здоровый? Ни на что лучшее она даже не надеялась.

— Орхан… — прошептал он.

У нее перед глазами замелькали черные пятна. Она ни на секунду не подумала о брате. Конечно, она знала, что он был на фронте, занимал какой-то пост в военной администрации. Какая-то бумажная работа. Ведь врачи заверили ее, что он не годится для строевой… На передовую… Ведь Орхан сам ей об этом написал, не так ли? В своем последнем письме, полученном накануне ее отъезда с Луи Гарделем в Ангору, он сообщал, что в полном порядке. Он рассказывал забавные истории, верил в победу…