Левые психопаты. От якобинцев до движения «Оккупай» - [43]

Это чувство «бестелесности» однако не было симптомом, который был вызван или его опытом военнопленного или выходом из Св. Анны. Альтюссер прослеживает это до своего рождения. Его назвали в честь брата его отца Шарля, Луи, за которого его мать первоначально намеревалась выйти замуж. В отличие от Шарля, Альтюссер говорит о дяде Луи - которого он, возможно, даже не встречал - как о человеке большой душевной теплоты. Однако когда два брата пошли на войну, Луи не вернулся, и она вместо этого вышла замуж за Шарля. Тогда как отношения его матери с Луи были платонической интеллектуальной идиллией, и Альтюссер позже сделал замечание о бремени половых органов, Шарль вернулся на войну, и оставил мать Альтюссера «ограбленной, изнасилованной, и разрушенной; подвергнувшейся физическому насилию и лишенной сбережений, которые она терпеливо копила...» Итак, он всегда расценивал свою мать как «мученицу, кровоточащую как рану». Он также видел свою мать не только как страдающую ради своего мужа и для дома, но также и как «мазохистку» и как «ужасную садистку».

Восприятие Альтюссером матери состояло в том, что она, мол, хотела смерти обоих - как своего мужа - несмотря на то, что Шарль «обожествлял» ее, что вряд ли похоже на того тирана, каким представил его Альтюссер - так и его самого, ибо Шарль был «связан» со смертью своего брата, и «она не могла сдержать желания видеть меня мертвым, поскольку Луи, которого она любила, был мертв».

Проблема Альтюссера напоминает о Руссо, настаивавшем, будто его отец негодовал на него из-за смерти своей жены вскоре после рождения Руссо, несмотря на привязанность, которую молодой Руссо получил от его отца. Аналогично, Альтюссер безосновательно предполагал, что его мать, должно быть, хотела его смерти, потому что он не был тем «Луи», которого она хотела.

Связанное с Эдиповым комплексом бичевание Альтюссером своего отца как тирана, кажется, основано на том, что Шарль настаивал на общепринятых гендерных ролях мужа и жены, что ставило ее в центр дома и делало ее организатором домашних дел, детей, образования и праздников, во что сам Шарль редко бы вмешивался. Альтюссер ссылается на это как «роль, которой он [Шарль] ограничил ее», хотя это никак не мешало ей играть откровенно позитивную роль даже в акционерной компании своего мужа. «Столкнувшись с ее ужасной болью», Альтюссер расценил свою миссию в жизни как преданность своей матери, «душе и телу», чтобы облегчить свое огромное чувство мучения и вины; «непоколебимое осуждение», которое стало значением его жизни. Для Альтюссера его отец останется невыносимым сторонником жесткой руки, склонным к спонтанным сильным вспышкам ярости. Но Альтюссер «боялся» в своем отце не этих «спонтанных вспышек», но того, что он был немногословным человеком. Тем не менее, он был также остроумным собеседником среди друзей, и, кажется, что для его сына в Шарле было много качеств, ни одно из которых Альтюссер не мог посчитать приемлемым.

Шарль стал большим козлом отпущения за продлившиеся всю жизнь страхи и тревоги Альтюссера. Жак Лакан (который сотрудничал с Альтюссером в формировании марксистско-фрейдистской доктрины) настаивал на первоочередной важности Эдипова комплекса. Идеологически отец становится символом государства, патриархата или капитализма, который должен быть свергнут. Мать же является символом угнетенных, которых должен спасти сын. Это стало бессознательным мотивом некоторых элементов Новых левых, которые приняли комбинацию социализма и психиатрии, тогда как для еврейских элементов мать воспринималась как угнетатель.

Альтюссер терпеть не мог своего имени, Луи, так как оно было слишком коротким, и так как оно предполагало значение «да» («уи»), заканчиваясь резким «и». Луи, будучи также именем мертвого дяди, «прежде всего, содержало звучание местоимения третьего лица («lui» - «он»), которое лишало меня любой моей собственной индивидуальности, принимая, что это сделал кто-то анонимный другой..., это его любила моя мать, а не меня»; «имя мертвеца».

Если своего отца он ненавидел, то его отношение к матери было двойственным: чувство попытки искупить себя перед нею за то, что он был не тем Луи, и все же чувством отвращения, когда его мать с гордостью прокомментировала то, что он достиг возраста мужчины, когда у него в тринадцать лет начались поллюции. Гордое открытие матери наполнило юного Альтюссера «позором», «унижением» и «чувством бунта», и ощущением того, что он был « изнасилован», чувствами, которые остались с ним на всю жизнь:

«Это действительно была форма насилия и кастрации. Я был изнасилован и кастрирован моей матерью, которая чувствовала, что была изнасилована моим отцом (но это было ее делом, не моим). Семейный рок был действительно неизбежен. Но ужас того, что произошло, был усилен тем фактом, что моя мать тараторила эти непристойности и вела себя так противоестественно, полагая, что это ее обязанность (тогда как это должен был бы сделать мой отец)».

Неоднозначное отношение Альтюссера к его матери включало эротические чувства, все же это был мертвый Луи, которого она любила через своего сына.