Левша на обе ноги - [49]

Перед этим грустным взглядом Элизабет капитулировала. Бушевавшие в ней чувства претерпели разительную перемену. Как неверно она судила о нем! Вообразила, будто он — банальный похититель котов, крадущий их бессмысленно и без всякого повода, а оказывается, он поступил так по очень важной и достойной причине. В душе Элизабет пробудилась жертвенность, свойственная каждой хорошей женщине.

— Конечно, нельзя его отдавать! Беду накличете!

— А как же тогда вы…

— Обо мне не беспокойтесь! Подумайте о том, сколько людей зависит от успеха вашей пьесы!

Молодой человек заморгал.

— Вы меня изумляете…

— Я понятия не имела, зачем он вам… А для меня он ничего не значит… ну, то есть ничего такого особенного… то есть… наверное, я к нему привязалась… но он не был… он не был для меня…

— Жизненно необходим?

— Вот-вот, это я и хотела сказать. Я держала его так просто, для компании.

— Разве у вас мало друзей?

— У меня совсем нет друзей.

— Нету друзей?! Это решает дело. Вы должны взять его обратно.

— Ни в коем случае.

— Возьмите его немедленно!

— Что вы, я не могу.

— Возьмите!

— Не возьму.

— Боже ты мой, а как, по-вашему, я буду себя чувствовать, зная, что вы там совсем одна, а я умыкнул, что называется, вашу единственную отраду в жизни?

— А я, по-вашему, как буду себя чувствовать, если пьеса провалится из-за того, что у вас не было черного кота?

Молодой человек вздрогнул и отчаянно запустил руки в свою жесткую шевелюру.

— Соломон — и тот не решил бы такой задачки… А что, если… Кажется, это единственный выход… Если вам сохранить на него определенные права? Вы могли бы заходить пообщаться с ним… а заодно и со мной? Я почти так же одинок, как и вы. Моя родина — Чикаго. В Нью-Йорке я, считай, никого не знаю.

Когда живешь одна в Нью-Йорке, поневоле научишься мгновенно составлять мнение о людях. Элизабет бросила быстрый взгляд на молодого человека и вынесла вердикт в его пользу.

Она сказала:

— Спасибо, я с удовольствием. Расскажите про вашу пьесу. Я, знаете, и сама пишу, понемножку совсем, так что известный драматург — это для меня персона!

— Если бы я был известным драматургом…

— Вашу первую пьесу ставят на Бродвее — это уже немало!

— Ну… да… — ответил Джеймс Реншо Бойд.

Элизабет показалось, что говорил он с сомнением. Такая скромность только подтвердила первое хорошее впечатление о молодом человеке.

* * *

Боги справедливы. За каждую ниспосланную ими беду они дают компенсацию. Они считают, что человек в большом городе должен быть одиноким, зато и дружба между двумя одинокими людьми, если уж возникнет, растет и крепнет куда быстрее, чем приятельство счастливцев, не испытавших на себе ледяного касания одиночества. Не прошло и недели, а Элизабет уже казалось, будто она знает Джеймса Реншо Бойда всю жизнь.

И все же чувствовалась в его рассказах какая-то дразнящая недоговоренность. Элизабет была из тех, кто, едва завязав дружбу, выкладывает о себе сразу все: и прежнюю жизнь, и нынешние свои обстоятельства, и все причины, которые привели их именно в это место именно в это время. При следующей же встрече, не успел ее собеседник раскрыть рот, она рассказала ему о канадском городке, где прошло ее детство, о богатой тетушке, которая оплатила ее учебу в колледже без всяких видимых причин — разве что тетушке просто нравилась внезапность, — о наследстве от этой самой тетушки, которое оказалось совсем небольшим, но его хватило благодарной Элизабет на переезд в Нью-Йорк в поисках удачи; рассказала о журналах, редакторах, рукописях — то отклоняемых, то принимаемых, о сюжетах своих рассказов, о жизни вообще, какая она есть в тех краях, где через Пятую авеню перекинута белокаменная арка [17] и сияет по ночам над Вашингтон-сквер крест Мемориальной церкви Джадсона.

Наконец Элизабет остановилась, ожидая, что Джеймс Реншо Бойд, в свою очередь, начнет рассказывать о себе, — а он не начал. Во всяком случае, так, как это слово понимала Элизабет. Он коротко рассказал о колледже, еще короче — о Чикаго. К городу Чикаго он, судя по всему, питал отвращение, рядом с которым чувство Лота к Содому и Гоморре можно назвать теплым. А потом он стал говорить о пьесе, как будто по части личных воспоминаний уже выполнил все, чего может потребовать самый придирчивый инквизитор.

На вторую неделю знакомства Элизабет могла с чистой совестью сказать о нем наверняка только две вещи: что он очень беден и что пьеса для него важнее всего на свете.

Эта мысль — что пьеса для него важнее всего на свете — постоянно всплывала в разговоре, и в конце концов Элизабет поймала себя на том, что и сама отводит пьесе больше места в своих мыслях, чем собственным сиюминутным заботам. Когда судьба такого грандиозного проекта висит на волоске, прямо-таки преступно думать о том, сдержит ли почти данное слово издатель, который почти обещал ей сказочную должность ведущего рубрики «Советы безнадежно влюбленным».

Сюжет пьесы молодой человек рассказал еще в самом начале их знакомства. Если бы он не пропустил по дороге несколько важных эпизодов, к которым пришлось возвращаться позже, не перепрыгивал через два-три акта и называл персонажей по именам, а не «тот парень, который был влюблен в героиню — ну, не этот, а тот, другой» — Элизабет непременно ухватила бы суть истории. А так сюжет остался несколько неясным, но она все равно сказала, что пьеса великолепная, а он сказал — неужели она правда так думает? А она сказала — да, правда, и оба были совершенно счастливы.