Левша на обе ноги - [39]

Ну так вот, со мной и с Жюлем дела у «Макфарланда» — его тогда еще не называли «Маком» — потихоньку пошли. Старик Макфарланд умел разглядеть хорошего человека и ко мне относился скорее как к брату. Он говорил: «Генри, если так и дальше пойдет, я смогу отправить мальчика в Оксфорд». А потом уже по-другому: «Генри, я отправлю мальчика в Оксфорд». Ну, на следующий год и отправил.

Кэти было тогда шестнадцать, и старый Макфарланд посадил ее за кассу, чтобы порадовать малышку. Она хотела как-нибудь помогать в ресторане, и вот старик поставил для нее высокий стул, Кэти сидела в проволочной клетке и выдавала посетителям сдачу через окошечко. И я вам скажу, мистер: если после обеда, который приготовил Жюль и подал я, да пары слов с Кэти кто-нибудь останется недоволен, такой человек и в раю найдет к чему придраться. Хорошенькая она была, наша Кэти, и с каждым днем хорошела. Я даже с боссом поговорил об этом. Соблазн большой, говорю, выставлять такую девушку, так сказать, на всеобщее обозрение. Старик в ответ — отвали, мол. Ну, я и отвалил.

Кэти до безумия любила танцы. Никто и не знал, а после оказалось — она ходила в одну такую специальную школу. Каждый день ходила, после полудня, а мы все думали, что она навещает подружек. Потом уж это все открылось, а поначалу она всех одурачила. Девчонки — они ведь хитрющие, как обезьянки. Она меня называла дядя Билл, потому что, говорит, имя Генри напоминает ей холодную баранину. Скажи это мальчишка Энди, живо получил бы от меня по уху; ну да он ничего такого и не говорил. Если вспомнить, он и вообще ничего почти не говорил. Думал зато много, только виду не подавал.

Поехал, значит, Энди в колледж, а я ему и говорю:

— Ну что, чертенок, смотри не опозорь нас, а не то получишь по ушам, как вернешься.

А Кэти сказала:

— Ах, Энди, я буду очень скучать!

А Энди ничего не сказал мне и ничего не сказал Кэти, только посмотрел на нее, а под вечер я смотрю — она плачет. Сказала, зубы болят, и я сходил в аптеку на углу, купил ей что-то такое, болеутоляющее.

Когда Энди учился на втором курсе, старика хватил удар, и пришлось ему отойти от дел. Его как обухом по голове шарахнуло, и доктор сказал, что больше он уже не встанет.

Вызвали Энди. Он бросил свой колледж и вернулся в Лондон, приглядывать за рестораном.

Мне было жаль мальчишку. Я ему об этом сказал, этак по-отечески, а он только посмотрел на меня и говорит:

— Спасибо тебе большое, Генри.

Я ему говорю:

— Чему быть, тому не миновать. Может, все и к лучшему. А то в этом вашем Оксфорде разные молодые бездельники с пути собьют, оглянуться не успеешь.

А он мне:

— Если бы вы, Генри, чуть меньше думали обо мне и больше о работе, то, возможно, вон тому джентльмену не пришлось бы в шестнадцатый раз звать официанта.

Я смотрю — точно. И чаевых не получил из-за этого. Видите, чем в нашем жестоком мире оборачивается сочувствие.

Надо вам сказать, Энди быстро показал, что вернулся не стену подпирать. В нашем ресторане был ровно один босс — Энди. Трудновато с непривычки слушаться сопляка, которому в прошлом не раз давал по ушам ради его же пользы; ну да он мне скоро доказал, что, если я постараюсь, у меня получится, вот я и старался. Что касается Жюля и двух парнишек, которых наняли мне в помощь, когда дела пошли в гору, так они готовы были по первому его взгляду кататься по полу и прыгать через обруч. Любил он поставить на своем, наш Энди, и можете мне поверить, в ресторане «У Макфарланда» все делалось, как он скажет.

Только-только все наладилось, вошло в какую-никакую колею, так тут Кэти закусила удила.

Она это сделала очень тихо и неожиданно однажды днем, когда в ресторане были только я, она и Энди. Да они с ним скорее всего меня и не заметили — я присел в уголке отдохнуть и почитать вечернюю газету.

Она сказала, негромко так:

— Ах, Энди.

А он ей:

— Да, дорогая.

Тут я впервые узнал, что между ними что-то намечается.

— Энди, я должна тебе кое-что сказать.

— Что?

Она вроде как замялась.

— Энди, милый, я больше не смогу помогать в ресторане.

Он на нее посмотрел с удивлением.

— Что это значит?

— Я… поступаю в театр.

Тут я отложил газету. Что вы говорите? Я подслушивал? Конечно, я подслушивал! А вы как думаете?

Оттуда, где я сидел, было видно, какое у Энди лицо, и я без всяких объяснений понял, что сейчас начнутся неприятности. Подбородок у него так и выдвинулся вперед. А я забыл вам сказать: старик, бедняга, скончался, может, за полгода до этого, так что Энди стал теперь настоящим хозяином ресторана, а не просто исполняющим обязанности. А значит, он получился вроде как опекун Кэти и мог решать, что ей позволено, а что нет. Я как чувствовал, что не будет у Кэти легкого плавания насчет этого самого театра. Энди театры не жаловал — во всяком случае, не потерпел бы, чтобы его девушка выступала на сцене. А уж если Энди что думал, он так прямо и говорил.

Так прямо и сказал:

— Не бывать этому!

— Не надо вредничать, Энди, милый. Такая редкая возможность! Ну зачем ты так?

— Нет и все. Ты не будешь работать в театре.

— Такой шанс раз в жизни бывает! Я два года этого добивалась!

— Как это — два года добивалась?