Левос - [10]

Хозяйка тоже обычная: худенькая женщина неопределенного возраста. Очень черные волосы. Длинные, чуть ли не до пояса. Распущенные и перехваченные у затылка аптекарской резинкой.

Прошли в комнату, женщина осмотрела ногу, поцокала языком, ушла в сарай. Через некоторое время вернулась, поставила на плиту котелок, набросала туда травы, каких–то кореньев, дала воде вскипеть и сняла котелок. А Саше говорит:

— Вон, видишь в полу в доске дырка от сучка выпавшего. Ну–ка встань на эту дырку пяткой.

Он встал с трудом, я его за руку поддерживаю. Стоит. А женщина ходит вокруг и что–то шепчет, не разобрать. Что–то, вроде: «уходи немогуха в дыру, уходи агнь в холоду, в дыру провались…».

Так минут десять ходила и бормотала. А потом уложила его на свою кровать и дала испить из котелка. Весь заставила выпить, больше литра. И мне говорит:

— Он сейчас заснет и спать будет сутки.

Я ее спрашиваю:

— А вы где будете?

— У меня за занавеской вторая кровать есть. А ты, хочешь здесь побудь, в сарае поспишь, а хочешь — езжай, завтра приедешь.

Ну я в сарае расположился.

Утром зашел в хату, Саня еще спит. Погулял по деревне, с мужиками поболтал, пивка с ними выпил с хариусом вяленым. Пришел обратно. Саша уже проснулся. И нога — как новенькая. Нет, конечно, отек еще имеется и краснота, но видно, что пошла на поправку.

Поблагодарили женщину, хотели ей денег дать — отказалась. Не положено, говорит, за это деньги брать. Вы лучше продуктов каких пришлите.

Поплыли на лодке домой. Через три дня совсем нога зажила. И Саша отвез этой женщине мешок муки и ящик тушенки.

Воспоминания натолкнули на неожиданную идею

— Слушай, — сказал я, — а ваши люди сколько живут?

— Как сколько? Обычно. Сколько хотят.

— Нет, ты не понял. Я имею ввиду — по времени. Вот у нас обычно люди живут лет семьдесят — восемьдесят. Потом умирают. Ты знаешь, сколько это — год?

— Год — это двенадцать месяцев. В месяце тридцать или тридцать один день. В дне — двадцать четыре часа. Я учил.

— Ну и сколько твои соплеменники, такие, как ты, живут? В годах.

— Я уже сказать — сколько хотят.

— И сто, и двести годов, лет?

— Конечно.

— А потом умирают?

— Смерти нет. Потом переходят в другую жизнь.

— А вот ты, сколько хочешь прожить?

— Я еще не хочешь. Я потом буду думать, сколько.

8

Я несколько раз начинал писать свою биографию. Потом как–то охладевал к этой идее. И тщательно уничтожал записи.

Хотя, историки, наверное, душу бы продали за такие записи.

Не столько, конечно, за материальные детали прошлого, сколько за эмоциональный фон былых эпох. Материальные нюансы быстро вылетают из памяти. Я, например, уже и не помню, как называется подставка для лучины. Мне проще найти эту инфу ы инете: светец — «специальное приспособление, вбивавшееся нижним заострённым концом в чурбак или иную подставку; под лучины ставили сосуд с водой».

А вот менталитет людей, времен лучин, помню живо. Признаться, они тогда мало отличались от животных.

Как, впрочем, и сейчас.

Наверное, с годами мы все становимся мизантропами.

Впрочем, Саша Пушкин осознал это рано. «Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призра́к невозвратимых дней: Тому уж нет очарований. Того змия воспоминаний, Того раскаянье грызет…». Гений есть гений.

Мы — не гении. Мы просто долгоживущие.

И тщательно стараемся быть незаметными.

Наверное потому, что прокляты уже с рождения.

Легенда о Вечном жиде — отнюдь не легенда, а проекция общественного мнения. Люди даже в воображении ненавидят тех, кто способен жить долго. Я могу их — мотыльков–однодневок — понять, но прощать не намерен. Хотя бы потому, что вынужден прятаться, скрываться, менять маски.

Существование среди короткоживущих действительно напоминает проклятие.

Нас не так уж и много; мы знаем друг о друге, но почти не общаемся. Мы неинтересны друг другу.

9

Для того, чтоб снять жилье, не надо обращаться к риэлторам. Для этого в любой стране существуют всезнающие таксисты. Мы с Лео поймали подходящего уже со второй попытки.

Квартирка оказалась милая. Семь комнат, полная обстановка, бассейн в апельсиновом саду, сообщающийся трубами с морем. В общем, небольшая вилла за полторы тысячи долларов в месяц. Теперь я мог это позволить, так как последняя маска пенсионера–дворника не столько снялась, но просто была сорвана с меня явлением мальчика ниоткуда.

Левос опять засел у компьютера — совершенствовал речь и познание нашего мира. Меня же беспокоило совсем другое. Появление загадочного мальчика ИМЕННО У МЕНЯ явно было знаковым. Оставалось выяснить, как обстоит дело у немногочисленных коллег. Для этого не требовалось особой выдумки — почти все мы охотно пользовались интернетом, так как он помогал нам сохранять анонимность, давая возможность общения. А мы, несмотря на свою мизантропичность, в общении нуждались.

Я разослал письма, и вскоре убедился в обоснованности подозрений — у всех появились непонятные дети: мальчики и девочки в возрасте от десяти до двенадцати лет.

Все эти пришельцы проявляли склонность к сексуальным играм со взрослыми, быстро осваивали язык и уклонялись от конкретизации своего явления.

С помощью того же таксиста я уже вышел на местных мошенников и заказал новые документы. Хотя, особой надобности спешить уехать их этой страны не было. Вряд ли из–за той драки нас объявили в специальный розыск. Ленивая и коррумпированная полиция просто ввела данные в компьютер и ожидала, когда старик с ребенком проявятся сами. У медиков, в банке или еще где.