Левиафан, которого ты сотворил - [5]

Пронеслись секунды тишины.

— Явитесь ко мне, — сказала она. — Вы и ваш верующий плазмоид.

Связь оборвалась.

* * *

— Явиться к ней? — голос Мерсед был недоверчив.

— Звучало это как приказ, — ответил я, устраиваясь в кресле у стола. — Я полагаю, плазмоиду легко его исполнить, но у меня нет доступа к солнечному шаттлу.

У сол-цетологов шаттл имелся, и я надеялся уговорить её помочь мне в этом вояже.

— Новичкам везёт. — Тон её был сердит. — Я здесь уже пять лет, и ни разу не имела случая наблюдать вблизи сол-цетацеан класса 10.

Она вздохнула.

— Не то чтобы мы вовсе не можем наблюдать за ними, но, все-таки, есть разница между фактическим присутствием и дистанционным снятием показаний.

— Ну, теперь у вас есть шанс, — сказал я. — Доставьте меня к Левиафане.

— Это не так просто. Полёты нашего исследовательского шаттла расписаны на месяцы вперёд.

— О. — Тут мне в голову пришла та мысль. Как я предполагал…

— Левиафана сказала, зачем вы ей понадобились?

— Нет. Просто велела нам прибыть, потом отключилась.

Она прикусила губу, затем сказала:

— Это очень странно. Что такого Левиафана хочет сказать Вам лично, чего не может сказать по связи?

— Я размышлял об этом и думаю, что дело в размере. Возможно, она решила, что, если мой прихожанин увидит, как я мал по сравнению с Левиафаной, он бросит мормонство.

— Действительно хорошая гипотеза. — Доктор Мерсед посмотрела на меня с явно появившимся уважением. — Размер действительно имеет значение для сол-цетацеан. Ваши верующие в числе самых молодых, наиболее слабых, и, скорее всего, они благоговеют перед великанами. Они, вероятно, не превосходят Левиафану в размерах.

— По её словам, она самая большая.

Наклоняясь вперед, Мерсед уточнила:

— Она так и сказала?

— И не только это. Она утверждает, что является не только первой из плазмоидов, но и родоначальницей плазменной формы жизни. Она сказала, что превратилась в плазмоида.

С возгласом изумления, Мерсед помянула всуе имя Бога. Она потянулась к своему коммуникатору, и настучала адрес. Когда кто-то ответил, она произнесла:

— Таро, думаю, тебе надо приехать, послушать.

Глядя на меня, она продолжила:

— Доктор Сазаки специализируется по эволюционной теории сол-цетацеан.

Доктор Сазаки, седоволосый японский джентльмен, прибыл, и я пересказал ему слова Левиафаны. Когда я закончил, он произнёс:

— Возможно, так оно и есть. Я всегда подозревал, что 10-ый класс знает гораздо больше о своём происхождении, чем они потрудились сообщить нам. Но простите меня, мистер Мэйлан, мы правильно поняли, Левиафана действительно утверждает, что является родоначальницей форм жизни? Почему она захотела разговаривать с Вами, а не с кем-либо из нас? — Он показал на себя и доктора Мерсед.

Я решил не обижаться на предположение, что привираю.

— Не могу утверждать, что знаю причины поступков Левиафаны, но… вы ученые, изучающие плазмоидов, придерживаетесь строгих правил о невмешательстве в культуру плазмоидов и стараетесь не тревожить их. По мне, это имеет привкус снисходительности — вы полагаете, что культура плазмоидов слаба и не может противостоять внешнему влиянию. Но, почему бы плазмоидам не подумать точно также о человеческой культуре, таким образом, они избегают вмешательства и стараются не обидеть нас.

Доктор Сазаки, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Я не согласен с вашей интерпретацией причин для правил невмешательства в культуру сол-цетацеан. Не вижу связи.

— Я, наверное, обидел Левиафану, — взглянул я на Мерсед и продолжил: — Жаль, но я не понимал, что предположение о существовании плазмоидов величественнее, чем она, причинит ей обиду. Я должен был догадаться, что я был неправ, что не может быть более великой плазмоиды, особенно после того как она объяснила, что была первой. Поскольку я рассердил её — чего вы, ребята, избегаете из-за правил — Левиафана ответила, не беспокоясь, оскорбит ли она меня или вмешается в человеческую культуру.

— Разве такая информация противоречит культуре людей? — спросила доктор Мерсед.

— Несколько сект, поклоняющихся плазмоидам, уже возникли на Земле, — сообщил я. — Только представьте, что случится, когда всплывёт новость, что Левиафана источник жизни во вселенной.

Подозрительно взглянув на меня, доктор Сазаки произнёс:

— Новость, которую, я уверен, вы будете очень рады распространить. Есть только Левиафана, и Гарри Мэйлан — пророк её.

У меня отвисла челюсть.

— Что?

— Хочешь победить войско противника — возглавь его, не так ли? — предположил он. — Вы совершаете паломничество, говорите с Левиафаной, потом возвращаетесь с неким озарением от…

— Нет! — Я встал. — Конечно, нет. Я сторонник собственной религии и не собираюсь становиться пророком Левиафаны. Я хочу лишь, чтобы плазмоидов моего прихода не притесняли. Вы завидуете тому, что мне сообщили сведения, поиски которых вы вели неуклюжими попытками.

Он вскочил, но прежде, чем смог сказать что-нибудь, доктор Мерсед воскликнула:

— Перестаньте, вы, оба!

Доктор Сазаки и я стояли молча, сверля друг друга глазами.

— Таро, — продолжила Мерсед, — думаю, ты несправедлив к мистеру Мэйлану. Я на самом деле верю, что он старается делать всё для блага своих прихожан.