Лев Яшин - [118]

Вот мы и подошли к серьезному вопросу: был ли матч «постановочным»? Так ведь и второй вопрос задать можно: а что вообще считать постановкой?

Тогда же, 30 мая 1971 года, в «Футболе-Хоккее» Л. И. Филатов исчерпывающе всё объяснил: «Перед матчем гадали, будет ли он „постановочным“ или настоящим. Пожалуй, теперь мы можем ответить, что он был и тем, и другим. Да, конечно, в нем не ощущалось неотступного азарта, обе стороны были подчеркнуто деликатны и дружелюбны. Иначе в этом случае и быть не могло. Но одновременно в матче мы смогли увидеть немало интересного в чисто футбольном отношении, целый ряд эпизодов доставил удовольствие. Смотрелся увлекательно. Словом, хороший футбол мы увидели».

Что же получается: «хороший футбол», а без «неотступного азарта»? Да нет, Лев Иванович Филатов опять прав: не было грубости, ставшей к тому времени, к сожалению, нормой на зеленом газоне. И другой Лев Иванович, Яшин, в «Советском спорте» 29 мая с некоторым, как видится, облегчением подчеркнул: «Очень доволен молодыми динамовцами, поддержавшими меня в игре, с достоинством, честно, корректно (курсив мой. — В. Г.) сыгравшими с лучшими футболистами мира. Результат? Что ж, результат самый подходящий. Никто не будет в обиде».

Так как же получились те никому не обидные 2:2? Стоит признать с ответственностью: Мюллер слов на ветер не бросал. Нет, он не забил. Но был невероятно близок к желаемому, угодив в перекладину на 19-й минуте. Бобби же Чарльтон вновь «успел» (где защита?) и добил метров с десяти. Вроде уж наверняка. Ан нет! Яшин с юношеской резвостью метнулся в правый от себя угол и спас. В который раз? Судя по всему, в последний. Именно этот сейв постоянно крутили по телевидению в 90-е годы. Ничего не скажешь: здорово. Все трое — молодцы!

Динамовцы (среди которых оказался, пусть и на 20 минут, завершивший выступления Игорь Численко: вновь хвала яшинской деликатности) в первом тайме повели в два мяча после мастерского удара Хмельницкого и выстрела с дистанции Сабо, когда Мазуркевич не выручил. Гости, кроме эпизода с Чарльтоном, имели на счету хороший удар Мюллера, больше ничего стопроцентного не соорудив. А на выходах Яшин выглядел безупречно.

В начале второго тайма, на 51-й минуте, Яшин установил мяч на углу вратарской. Подозвал судью. И пошел через всё поле под громовые овации трибун в раздевалку. Он шел, чуть ссутулившись, походкой уставшего на работе человека. Закончилась его смена. И другой не будет. Он перешел до травинки знакомое поле, будто жизнь еще раз прожил. Владимир Пильгуй двинулся навстречу. Вратари встретились, обнялись. И один отправился на поле Лужников (между прочим, вопреки непонятной легенде, никаких перчаток Яшин Владимиру не передавал), а другой — досматривать игру по телевизору, как говорится в книге «Счастье трудных побед». Правда, журналист Борис Левин в составленном им же сборнике «Лев Яшин в воспоминаниях современников» добавляет нюансы как очевидец: «Пропуск с грифом „проход всюду“ позволяет миновать тройной кордон контролеров и дружинников. Яшин сидит в кресле, голова опущена на грудь, а с подлокотников кресла свисают мертвые, как плети, руки, руки творца игры. Какие чувства одолевали Льва Ивановича в эти минуты, знает только он: великий вратарь простился с футболом, делом своей жизни». По мнению Левина, он «не видел» и «не слышал», как счет стал 1:2, затем сравнялся. Очевидцу, конечно, виднее, однако поверить, что Яшин не интересовался ходом матча и работой молодого преемника, — трудно. Скорее всего, он внимал происходившему чисто автоматически, профессионально, даже думая о своем.

А затем прозвучал финальный свисток, и Льва Ивановича, уже в цивильном костюме, понесли на руках участники незабываемой встречи. «Спасибо тебе, моя страна! Спасибо тебе, мой народ!» — прокричал он на весь мир.

Ну что же, страна успела наградить в некоторой суматохе перед матчем орденом Трудового Красного Знамени. Что хорошо, бесспорно (планировалась-то поначалу вообще Почетная грамота), хотя с подлинными заслугами всё равно несопоставимо. Думается, эти заслуги и не оценить в принципе. Впрочем, вот тогда бы, 27 мая, на стотысячных, забитых под завязку Лужниках и перед глазами многомиллионной телеаудитории назвать его по заслугам — Героем Социалистического Труда — было бы верным шагом. Не додумались.

Потом в раздевалке он бережно, по-отечески утешал расстроенного Володю Пильгуя. И как-то вдруг перешел в другое состояние. Незаметно. Вроде только что брал на поле мяч от Чарльтона — и уже солидный, степенный, мудрый наставник перед нами. Со стороны тот переход смотрелся необыкновенно гармонично. Быть может, он к нему был настолько готов?

Вопрос неоднозначен. И займемся им в заключительной главе.

Впрочем, стоит еще раз вернуться к матчу. Суть в том, что для нашей тогдашней страны это была сенсация. Подобные торжества стали нормой во время поздней перестройки. В 71-м же году в разгар холодной войны такое зрелище смотрелось невероятно. Надо понимать: и советскому человеку было непросто выехать за рубеж (даже в соцстрану), и иностранных граждан в Стране Советов не очень ждали. «Железный занавес» — не выдумка и не шутка. А тут к одному товарищу — пусть и коммунисту, пусть и известному всей планете — приезжает группа граждан не только из братских государств. А если из них кто расист или «зоологический антикоммунист»? Представляете, сколько хлопот свалилось на наши службы безопасности? Причем едут те люди «из-за бугра» не выгодный контракт подписывать, а просто, видите ли, поиграть в футбол! И перед матчем выступает глава ФИФА сэр Стенли Роуз. И на трибунах яблоку упасть негде.