Лев в долине - [2]

Любому, кто хоть немного знаком с ситуацией, было бы ясно, что Эмерсон снова предался своему излюбленному занятию – самообману. Мсье де Морган, глава египетского Ведомства древностей, действительно уступил нам территорию, на которой сам проводил раскопки годом раньше, хотя участок уже стал местом многих замечательных открытий. Однако «безграничный такт» Эмерсона, существующий исключительно в его воображении, здесь совершенно ни при чем. Не знаю точно, что заставило мсье де Моргана принять такое решение. Вернее, кое-какие подозрения у меня имелись, но я предпочитала о них не вспоминать.

Чтобы не углубляться в эту тему, я так объяснила свое сумрачное настроение:

– Меня огорчает Рамсес. Я надеялась, что хотя бы одно путешествие пройдет для разнообразия без неприятностей, но наш сын снова взялся за старое. Интересно, много ли найдется восьмилетних мальчишек, которых капитаны британских торговых судов грозят проучить, привязав к канату и бросив за борт?

– Это всего лишь цветистый оборот, преувеличение, на которые моряки так горазды! – отмахнулся Эмерсон. – Капитан никогда бы не осмелился на такое. Конечно, наш дорогой Рамсес озорник, он все время придумывает разные шутки, пора бы тебе, Пибоди, привыкнуть.

– Шутки?! На счету Рамсеса действительно хватает безобразий, но, насколько я знаю, он впервые вздумал подстрекать команду к мятежу!

– Глупости! Подумаешь, несколько невежественных матросов слишком серьезно отнеслись к его лекции о теориях господина Маркса...

– Нечего было вообще соваться к ним в кубрик! Они поили его спиртным, Эмерсон! Не спорь, я знаю. Даже несносный Рамсес не стал бы на трезвую голову так огрызаться на замечание капитана.

Эмерсон собрался было возразить, но, разделяя мою тревогу, не нашел что сказать.

– Тем более непонятно, – продолжала я, – почему команда не вытолкала Рамсеса в шею, а, наоборот, поделилась с ним своим драгоценным грогом – так, кажется, зовется это мерзкое пойло. Какое удовольствие могли найти эти люди в обществе нашего чада?

– Один из них мне сказал, что им понравилась его болтовня. «Силен же этот щенок разглагольствовать!»

Эмерсон не удержался от улыбки. Губы – одно из главных его достоинств, после живости ума, конечно: такие точеные и такие подвижные! Еще я бы назвала их нежными, но представляю, как бы он скорчился, услышь это...

– Неотесанный матрос попал в самую точку. – Мои губы невольно дрогнули в ответной улыбке.

– Рамсес – это отговорка! – отчеканил Эмерсон. – Выкладывай, что тебя беспокоит, Амелия.

Улыбка оказалась сплошным притворством. Если Эмерсон называет меня по имени, значит, шутить он не склонен. Обычно он зовет меня по фамилии – Пибоди. Я со вздохом подчинилась.

– Меня не оставляет странное предчувствие...

Глаза Эмерсона сузились.

– Вот как, Амелия?

– Удивительно, что ты его не разделяешь.

– Действительно, не разделяю. У меня сейчас радостное настроение. Не собираюсь обращать внимание на какие-то...

– Ты высказался вполне доходчиво, Эмерсон. Не обижайся, но сегодня тебя так и тянет к высокопарным речам.

– Ты критикуешь мое ораторское искусство, Амелия?!

– Если ты будешь огрызаться на каждое мое слово, то я не смогу быть с тобой откровенна. И вообще, зачем портить тебе настроение? Ты уверен, что хочешь услышать о моих тревогах?

Склонив голову набок, Эмерсон несколько секунд обдумывал мой вопрос, потом ответил:

– Нет.

– Как это понимать?

– А так, что я ничего не желаю слышать. Оставайся наедине со своими дурацкими предчувствиями.

– Но ты сам спрашивал...

– Уже передумал!

– Ага, значит, ты тоже чувствуешь нависшую над нами...

– Ничего такого я до этой секунды не чувствовал! – взорвался Эмерсон. – Проклятье, Амелия...

– Как странно! А кто говорил о гармонии, о жизни душа в душу?

Посторонний наблюдатель заключил бы по выражению лица Эмерсона, что от былой гармонии не осталось следа: нахмуренные брови и негодующий взгляд предвещали шторм. Мне очень хотелось доплыть до берега, но я все-таки решила продолжить занимательную беседу.

– Разумеется, я тоже жду не дождусь начала раскопок. Ты знаешь, как я люблю пирамиды, особенно загадочные пирамиды Дахшура. Мне не терпится добраться до погребальной камеры Черной пирамиды и как следует ее изучить. В прошлый раз нам не дали там толком поработать. Лично я неважно соображаю, когда меня сталкивают в адский мрак затопленного подземелья и оставляют там околевать...

Эмерсон отпустил наконец мои плечи и снова уставился в морскую даль.

– С Черной пирамидой придется погодить, – буркнул он. – Пусть уровень воды опустится до нижней отметки. Если погребальная камера все равно останется затопленной, можно будет установить насос...

– Я тоже об этом думала, дорогой мой Эмерсон. Однако сейчас речь о другом.

– Почему же? Гидронасос со шлангом...

– Уж не забыл ли ты, при каких обстоятельствах мы впервые увидели внутренности Черной пирамиды?

– Я еще не так стар, чтобы страдать провалами памяти, – ответил он язвительно. – И не забыл, что ты ответила, когда я сказал, что не прочь умереть у тебя в объятиях. Честно говоря, я ожидал чуть больше признательности.

– Ты меня неправильно понял. Я тогда сказала, что была бы счастлива принять такую судьбу, но умирать не собираюсь. Поскольку ни на мгновение не сомневалась, что ты найдешь выход. Так и случилось.