Лев в долине - [11]

Мы тоже чуть не подверглись нападению, но человек, командовавший помощниками-стервятниками, вовремя узнал Эмерсона и приветствовал его почтительным «Ассалам алейкум», хотя обычно мусульмане здороваются так только с единоверцами. Эмерсон ответил таким же приветствием, но отверг предложение шейха Абу – главаря шайки несносных приставал – затащить нас на вершину пирамиды. Только для Рамсеса мы наняли двоих помощников, я же положилась на Эмерсона.

Лето я провела, вертя педали велосипеда, копаясь в саду и носясь верхом на лошади, но все равно оказалась не совсем в форме и была рада, когда Эмерсон время от времени подавал мне руку. Снизу казалось, что стены пирамиды усеяны людьми, но это было ложное впечатление. Мы миновали по пути только две группы, расположившиеся на привал. Время от времени до моих ушей доносился голос Рамсеса, затеявшего, несмотря на нехватку дыхания, бесконечный разговор со своими провожатыми.

Великая пирамида лишилась на каком-то этапе своей истории острия, и теперь его заменяет площадка в тридцать футов. Сейчас там отдыхали на камнях, вернее, пытались отдышаться покорители вершины. Мы обогнули их и остановились на краю площадки.

Я не впервые штурмовала пирамиду Хеопса, но никогда не делала этого ночью. Оттуда в любое время открывается захватывающий вид, но при свете луны он был поистине волшебным. На востоке серебрилась лента Нила, отороченная пальмами, казавшимися издали черными спичками с жеваными кончиками. Дальше переливался бесчисленными огнями Каир.

Но наши взоры были обращены к югу, к затерянным среди безмолвных песков древним гробницам на месте некогда могущественной столицы – Мемфиса. Там виднелись два конуса – пирамиды Дахшура, которыми нам предстояло заняться в этом сезоне.

Я лишилась дара речи – полагаю, от избытка чувств. Этого, возможно, не произошло бы, если бы после подъема у меня не перехватило дыхание, а Эмерсон, тоже расчувствовавшись, не вцепился своими железными пальцами мне в руку. Так или иначе, мы застыли, околдованные магией лунной ночи.

Не знаю, долго ли мы так простояли – может, десять секунд, а может, и все десять минут. Наконец, более или менее отдышавшись, я обернулась к Рамсесу.

Но его и след простыл.

II

Сначала я решила, что ошиблась. Рамсес – мастер испаряться, но исчезнуть с небольшой площадки на высоте двухсот пятидесяти футов, не вызвав переполоха, даже ему не под силу. Эмерсон обнаружил его исчезновение одновременно со мной.

– Пибоди! Где Рамсес? – взревел он.

– Наверное, где-то здесь... – начала я.

– Я думал, ты за ним следишь. Господи! – Эмерсон запрокинул голову и заорал что было мочи: – Рамсес! Рамсе-ес!

Имя «Рамсес», особенно если его выкрикивают на вершине пирамиды, не может не привлечь внимание: логично предположить, что призыв обращен не к непослушному английскому мальчишке, а к призраку одного из самых знаменитых древнеегипетских фараонов. Какая-то толстая туристка, отдыхавшая на камнях, свалилась от изумления со своего насеста, другие, наоборот, с возгласами недоумения и тревоги повскакали на ноги. Эмерсон забегал по площадке, заглядывая под камни и под дамские юбки, к вящей тревоге всех присутствующих.

Мне предложил помощь незнакомый джентльмен, осанистый круглолицый американец со светлыми усами щеточкой и соломенными волосами – их он продемонстрировал, учтиво сняв шляпу.

– Не пойму, что вы ищете, мэм, – вежливо проговорил он, – но если Калеб Т. Клаузхеймер может быть вам полезен...

– Я ищу маленького мальчика, сэр.

– По имени Рамсес? Гром и молния, мэм! Надо же было так назвать сорванца! Сдается мне, здесь действительно сновал какой-то мальчуган...

Я рассеянно поблагодарила его и бросилась к Эмерсону, пытавшемуся разглядеть что-то внизу.

– Наверное, он упал, Пибоди... Вот проклятье! Никогда себе этого не прощу. Надо было привязать его к себе веревкой, как я всегда поступал. Надо было...

– Успокойся, Эмерсон. Не мог он упасть! Это же не отвесная пропасть, мы бы слышали, как он ударяется о ступеньки. Даже Рамсес не сдержал бы крик, если бы с ним произошла такая неприятность. Нет, скорее он почему-то вздумал спуститься, хотя я строго-настрого запретила ему от нас отходить.

Эмерсон метнулся к северному краю площадки, чтобы еще раз посмотреть вниз. Северная сторона пирамиды была погружена во тьму, но у Эмерсона орлиный взор, не ведающий никаких преград, а сейчас зоркости способствовало еще и родительское горе. До моего слуха донесся его крик:

– Видишь людей там, слева? Это, часом, не провожатые Рамсеса? Что-то раньше я не видел среди них горбатого...

Лично я не могла разглядеть ничего, кроме белых балахонов, какие носят все египтяне до одного. С высоты они походили на скользящие пятна лунного света.

– Не знаю, кто они и что тащат... – проговорила я.

Выяснилось, что я обращаюсь к пустому месту: Эмерсон уже скакал вниз по огромным ступеням как одержимый. Я устремилась за ним, с каждой секундой отставая все больше.

Спрыгнув наконец с нижней ступени и уйдя почти по колено в песок, я огляделась. Эмерсона поблизости не оказалось. Я утешилась мыслью, что нашего сына тоже не видно, из чего можно было заключить, что он достиг поверхности плато невредимым.