Лев на площади - [13]

) Мы, американцы, умеем брать и умеем давать.

Редактор. Господин Лоу, могу ли я сообщить читателям моей газеты, что есть надежда на помощь города Джексона нашему многострадальному городу?

Лоу. Угу. А о деталях я договорюсь с мэром.

Мэр. Воистину историческая минута! Вы можете также сообщить читателям вашей газеты, что социалистическая фракция муниципального совета вносит предложение о переименовании Сталинградской площади в площадь Джемса Лоу.

Все аплодируют.

Лоу. Дело не в площади. Дело в пуделе.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гостиная в доме мэра. Окно-дверь. Жалюзи опущены. Комната загромождена мебелью, вазами, статуэтками. На стенах фотографии в рамках. Лоу пьет кофе, положив ноги на столик, и беседует с мэром.

Лоу. Какого века это кресло?

Мэр. Вы надо мной смеетесь, господин Лоу. Конечно, у нас во Франции много пережитков, но лично я новатор, между нами говоря, я обожаю все новое. Хоть я старый социалист, мне нравятся дерзания, взлет ввысь — небоскребы, генерал де Голль… А это кресло жена купила перед самой войной, оно почти модное.

Лоу (встает, берет статуэтку). Это случайно не древнегреческая?

Мэр. Что вы! Это из магазина «Дам дю миди» — я продал девяносто таких девчонок. Посмотрите — довольно пикантная. Здесь есть одна девчонка в таком стиле. (Шопотом.) Бубуль, настоящий чертенок…

Лоу. Глупо и безнравственно. Почему у вас нет старинных картин, например Рафаэля?..

Мэр. Я вас уверяю, господин Лоу, я стараюсь итти в ногу с веком. У меня на стенах фотографии великих современников.

Лоу (показывает на одну из фотографий). Племянник?

Мэр. Нет, семейные у меня в спальне. Здесь только столпы республики. (Снимает одну из фотографий, под ней видна другая.) Это Поль Рейно.

Лоу. Угу. А под ним у вас кто-то другой…

Мэр (снимает второй портрет, под ним третий). Так удобнее: все под рукой. Рейно уже висел. А до него висел Шотан, потом Лаваль, потом Петэн, теперь снова Рейно. Вон там Рамадье. а под Рамадье Деладье. Раньше был Деладье, а под ним Рамадье. Шотан, наверно, снова выскочит. А вот Лаваля, я думаю, можно выкинуть: раз его казнили, он уж не составит кабинет. Петэн — дело другое. Петэн еще может стать премьером. Не знаю, кого теперь повесить под зеркалом, — это, так сказать, центральное место: президента или генерала?

Лоу. Президента, но настоящего — Соединенных Штатов. Угу.

Мэр. Я хочу попросить ваш портрет, мы его повесим в мэрии. Сегодня вечером у нас торжество. Мы вручим вам грамоту: Джемс Лоу — почетный гражданин нашего города.

Лоу подымает жалюзи. Видна площадь, памятник — старинный геральдический лев, который поддерживает щит.

Лоу. Скажите лучше, зачем здесь этот пудель? Не понимаете? Ну, лев, если вы называете это львом…

Мэр. Мы хотели отдать его в музей, а вместо него поставить настоящий памятник. Один скульптор из Гренобля представил проект: республика, то есть молодая женщина с красивым бюстом, держит фонарь. Но у города нехватило средств.

Лоу. А что написано на гербе?

Мэр. «Нон лицет» — «Не подобает». Это я еще учил в школе… Когда враги осаждали наш город, начались голод, чума, они предложили капитулировать, а горожане собрались на этой площади и ответили: «Нон лицет» — «Не подобает».

Лоу. Глупо и безнравственно. Когда человек в пиковом положении, он не должен ломаться — «подобает» или «не подобает». А вы убеждены, по крайней мере, что этот пудель действительно пятнадцатого века? Может быть, он тоже из вашего магазина?

Мэр. Что вы, господин Лоу! Это достопримечательность города. К нам приезжал из Парижа специалист, он написал про этого льва в «Ревю де дёй монд». Если вы хотите, я вас познакомлю с нашим архивистом…

Лоу. У меня нет времени для таких дурацких разговоров. Если бы у меня был герб, как у этого пуделя, я написал бы на нем: «Тайм из монэй» — «Время — деньги». Я у вас уже три часа, и мы еще ни о чем не договорились…

Мэр. Но ведь мы обедали. Моя жена, моя дочка были так восхищены вашим обществом… Теперь мы можем поговорить. Франция когда-то послала Лафайета. У Вердена мы сражались за идеалы демократии. Да и недавно вокруг этого города отважные партизаны…

Лоу. Слушайте, за кого вы меня принимаете? Я не писатель. Меня не интересуют ни собачий хвост, ни Лафайет. Сто тонн пшеницы — это вас устроит? Двенадцать тонн сахара? Двести тысяч банок с тушонкой? Ну? Почему вы молчите?

Мэр. Я не знаю, что сказать… Я подавлен вашей щедростью. Я потрясен вашим благородством. Вы…

Лоу. Я не при чем. Благодарите граждан Джексона.

Мэр. Я думаю, что мы переименуем авеню Эмиля Золя в авеню Джексона. Это- лучшая улица города, на ней мой магазин «Дам дю миди», и она выходит прямо на площадь Джемса Лоу.

Лоу. Оставьте ваши улицы. Не так уж их много. А вам, наверно, придется еще много переименовывать. Вы думаете, что жителям Джексона интересно, как называется улица, на которой вы торгуете дамским бельем? Мы, американцы, не честолюбивы. Мы любим дарить анонимно. У нас даже была в Джексоне «неделя сюрпризов»: все подносили друг другу электрические бритвы, кофейники, галстуки, и нельзя было догадаться, от кого подарок. Угу.

Мэр. Может быть, послать муниципалитету Джексона красивую художественную чернильницу?