Лев мисс Мэри - [16]
Ко времени нашей встречи С. Д. успешно служил в другой британской колонии. Он не ожесточился и не думал о прошлом. Но он терпеть не мог дураков и английской белой швали, вроде тех чиновников, что время от времени наезжали в колонии. Таких много, и, должно быть, они успешно справляются со своими обязанностями, а иначе они бы никогда не закончили тех малахольных учебных заведений, где их выпекают. Но проводить с ними свободное от работы время не очень-то весело. Шуток они не понимают, и для С. Д. это было невыносимо. Он любил пошутить, как и все храбрые люди, был хорошо воспитан, а потому знал, что острые словечки можно употреблять даже в самом изысканном кругу.
Однажды за спагетти он рассказал нам, как некий вновь прибывший конторский очкарик отчитал его за то, что, вернувшись после объезда, в котором не обошлось без перестрелки, он позволил себе несколько непристойных слов, кои могла услышать жена молодого чиновника. Я знал жену и думаю, что, если бы ее супруг следовал в жизни тем принципам, которые провозглашал в своих звучных выражениях С Д., их браку это пошло бы только на пользу.
Я объяснил это С. Д., а Мэри дала ему список слов, которые надо произнести в присутствии жены, но тайком от мужа, и тогда она начнет расспрашивать его об их значении, и, возможно, тот перейдет от слов к достойным похвалы действиям. Мы представили себе смущение супруга, когда он попытается найти им благопристойное толкование. Это были вполне доброжелательные и давным-давно узаконенные в языке слова, и С. Д. было приятно слушать Мэри, произносившую их очень четко.
Мне очень не хотелось, чтобы подобные люди докучали С. Д. Описывать их бесполезно, все равно никто не поверит. Чиновники старой закалки, так называемые Паке Саиб – европеец-начальник, – давно описаны и высмеяны другими…
С. Д. мучала бессонница, и ночами он часто читал, лежа в постели. Дома, в Кайадо, у него была очень неплохая библиотека, да и я возил с собой огромный рюкзак с книгами, и мы, расставив книги по пустым коробкам, соорудили в обеденной палатке нечто вроде библиотеки.
В Найроби, недалеко от отеля «Нью-Стэнли», был превосходный книжный магазин, другой находился дальше, вниз по Гавернмент-роуд. Всякий раз, попадая в город, я покупал почти все новые книги, которые казались интересными. Чтение – лучшее лекарство от бессонницы для С. Д. Но и оно не помогало, и частенько я всю ночь видел свет в его палатке.
Мэри и С. Д. оживленно беседовали о городе Лондоне, который я знал в основном понаслышке, а если и бывал там, то лишь при чрезвычайных обстоятельствах, и потому с радостью предоставил им возможность поболтать без меня. Они говорили о самых разных районах города, которые я не знал вовсе. Так что я мог слушать их болтовню и думать о Париже. Этот город я знал в любых обстоятельствах. Но я так любил его, что мог говорить о нем только со знакомыми той поры. В те старые добрые времена у каждого из нас было свое кафе, где можно было работать и где мы не знали никого, кроме официантов. Мы хранили эти кафе в секрете. Они были лучше клубов, и нам даже приносили туда почту, которую нежелательно было получать на домашний адрес. Как правило, каждый имел два или три тайных кафе. В одном ты работал и просматривал газеты. Адрес этого кафе ты не давал никому. Ты отправлялся туда рано утром и, пока убирали твой столик в углу, возле самого окна, выпивал, сидя на террасе, кофе со сливками и булочкой, а потом перебирался внутрь и работал, а вокруг подметали, мыли и наводили лоск. Приятно было смотреть, как работают другие, и от этого самому хорошо работалось. Когда в кафе появлялись первые посетители, ты расплачивался и шел вниз по набережной, туда, где можно было позавтракать. Для ленча тоже были свои тайные места и тихие ресторанчики, где собирались знакомые.
Лучше всех такие рестораны удавалось отыскивать Майку Уарду. Он знал и любил Париж больше других. Мы с Майком рыскали в поисках тайных ресторанчиков с хорошим, как правило пьяницей, поваром, двумя-тремя сортами доброго легкого вина и с хозяевами, едва сводившими концы с концами и готовыми в любой момент продать свое заведение или разориться. Нам не нужны были уединенные рестораны, которые начинали процветать и становились популярными. Именно так получалось с ресторанами, которые находил Чарли Суини. К тому времени, как он приглашал нас в свой ресторан, секрет становился столь широко известным, что приходилось подолгу ждать свободного столика.
Зато с тайными кафе у Чарли все обстояло благополучно, и здесь он соблюдал полнейшую секретность. Конечно же, это касалось только наших запасных, или, как мы их называли, полуденных и предвечерних кафе. В это время дня порой хотелось перекинуться с кем-нибудь двумя-тремя словами, и тогда я отправлялся в его запасное кафе или он в мое. Туда мы могли приходить с девушками. Девушки обязательно где-то работали, иначе их считали легкомысленными. Только дураки имели постоянных девушек. Днем девушка была ни к чему, так же как ни к чему были все ее проблемы. Если же она хотела быть твоей, она непременно должна была работать, и тогда все ночи принадлежали ей. Вот когда она была по-настоящему нужна, и ты водил ее вечерами в разные ресторанчики и дарил ей всевозможные вещицы. Я никогда не пытался хвастать своими подружками перед Чарли, у которого всегда были красивые, послушные и прекрасно воспитанные девушки, и все они обязательно работали. В то время моей девушкой была моя консьержка. Это была первая молодая консьержка в моей жизни, и приключение казалось мне очень волнующим. Главное ее достоинство было в том, что она все время работала и не могла выходить не только в общество, но и вообще никуда. Когда мы с ней познакомились, она была влюблена в кавалериста из Garde republicaine
После окончания учебы в 1917 г. Хемингуэй хотел вступить в армию, чтобы участвовать в первой мировой войне, однако из-за травмы глаза призван не был и вместо этого в 1917–1918 гг. работал корреспондентом в канзасской газете «Star». Шесть месяцев спустя он уезжает добровольцем в воюющую Европу и становится шофером американского отряда Красного Креста на итало-австрийском фронте, где в июле 1918 г. получает серьезное ранение в ногу, несмотря на которое сумел доставить раненого итальянского солдата в безопасное место.
Повесть Э.Хемингуэя "Старик и море", за которую автор получил в 1954 году Нобелевскую премию, уже давно стала современной классикой. История рыбака Сантьяго — это история нелегкого пути человека на земле, каждый день ведущего борьбу за жизнь и вместе с тем стремящегося сосуществовать в гармонии и согласии с миром, осознающего себя не одиночкой, как было в предыдущих произведениях писателя, а частицей огромного и прекрасного мира.
«Райский сад» (англ. The Garden of Eden) — второй посмертно выпущенный роман Эрнеста Хемингуэя, опубликованный в 1986 году. Начав в 1946 году, Хемингуэй работал над рукописью в течение следующих 15 лет. За это время он также написал «Старик и море», «Опасное лето», «Праздник, который всегда с тобой» и «Острова в океане».
Творчество Эрнеста Хемингуэя (1899–1961) входит в золотой фонд мировой литературы. Человек огромного таланта, величайшей силы воли, доброты и гуманизма, он оставил глубочайший след в истории культуры.Во второй том Собрания сочинений включены романы «Прощай, оружие!», «Иметь и не иметь», книга рассказов «Зеленые холмы Африки» и рассказы разных лет.Ernest Hemingway. Green Hills of Africa. 1935.Перевод с английского Наталии Волжиной и Виктора Хинкиса.Эрнест Хемингуэй. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Издательства «Терра-Книжный клуб».
"В наше время" - сборник рассказов Эрнеста Хемингуэя. Каждая глава включает краткий эпизод, который, в некотором роде, относится к следующему рассказу. Сборник был опубликован в 1925 году и ознаменовал американский дебют Хемингуэя.
«По ком звонит колокол» — один из лучших романов Хемингуэя. Полная трагизма история молодого американца, приехавшего в Испанию, охваченную гражданской войной.Блистательная и печальная книга о войне и любви, истинном мужестве и самопожертвовании, нравственном долге и непреходящей ценности человеческой жизни.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.