Лев Лангедока - [40]

— Я бы не смогла! — воскликнула она.

Леон бросил на нее внимательный взгляд. Мариетта была более южанкой по крови и по натуре, чем он сам. Неудивительно, что она не смогла привыкнуть к жизни в Эвре и никогда не была бы там счастлива. Почувствовав на себе взгляд Леона, Мариетта подняла на него глаза и на этот раз не почувствовала ни малейшего страха.

Ее зеленые глаза сияли так ярко, что Леон вдруг подумал, что любой мужчина, заглянув в их глубину, ощутил бы пылкую страсть. Он понял, что не может больше бороться со своими желаниями, — он должен овладеть Мариеттой. А если он этого не сделает, она навсегда останется лихорадкой у него в крови, неугасимой и будоражащей душу. Овладев ею, он, вероятно, сможет забыть ее, как забывал других женщин.

Продолжая смотреть Мариетте в глаза, он обнял ее за талию.

Сердце у Мариетты неистово забилось, но она не воспротивилась прикосновению его рук. Его ладони были такими горячими, что она ощутила их жар сквозь тонкую ткань платья так, словно была обнаженной.

Леон снял Мариетту с седла и поставил на землю, прижав к себе настолько крепко, что она чувствовала удары его сердца.

— Мариетта… Мариетта… — глухо прозвучал его голос где-то в гуще ее волос, а сразу после этого губы его страстно прижались к ее губам.

Каждый нерв в ее теле отзывался на прикосновения его рук, Мариетта упивалась его поцелуями, а когда он прикоснулся ладонями к ее груди, приступ желания охватил ее с невероятной остротой.

Мариетта вскрикнула и запрокинула голову со словами:

— Элиза! А как же Элиза!

Откровенное недоумение во взгляде Леона в ту же секунду дало ей возможность узнать правду. Он и не думал отказываться от женитьбы на Элизе. Он не любит ее, Мариетту. Он намерен овладеть ею так же, как любой мужчина овладевает податливой служанкой. И она, Мариетта Рикарди, почти готова была ему отдаться.

Горячие слезы навернулись ей на глаза, когда она размахнулась свободной рукой и со всей силой влепила Леону де Вильневу пощечину.

Его желание сменилось изумлением, а затем и негодованием.

— Какого дьявола?..

С жестокостью, которой он в себе даже не подозревал, он притиснул Мариетту к себе и впился губами в ее губы с таким нажимом, что даже почувствовал привкус крови. Она пыталась сопротивляться вполне безуспешно — он уложил ее на землю и навалился на нее всем телом.

— Нет, — выдохнула Мариетта, в то время как его губы прижимались к ее шее, к ее груди. — Только не так, Леон! Во имя Господа! Только не так!

Одной рукой он стиснул ее запястья, а другой разорвал лиф платья.

Мариетта застонала, и Леон замер, тяжело дыша.

— Не разыгрывай из себя невинность, Мариетта! — прошипел он. — Заигрываниям Рафаэля ты не особо противилась!

— Неправда. — Еле дыша, она слабо мотнула головой. — Он один раз попытался меня поцеловать, вот и все.

— И в знак протеста ты смеялась, флиртовала с ним, а также играла в шахматы?

— Ну и что, если так? — В глазах Мариетты вспыхнули искры. — И даже если я приняла от него поцелуй, что в этом страшного? Рафаэль де Мальбре не собирается вот-вот вступить в брак!

Ее слова произвели куда более сильное действие, чем какое бы то ни было сопротивление. Леон оттолкнул ее от себя так грубо, что она прокатилась по земле несколько ярдов.

Изрыгнув проклятие, он вскочил на ноги и бросился к Сарацину, даже не оглянувшись на Мариетту и не стряхнув налипшую землю со своей одежды.

— Леон! — окликнула его Мариетта страдальческим голосом. — Леон!

Однако вороной жеребец уже несся во весь опор вниз по холму, разбрасывая во все стороны мелкие камешки.

Глава 7

Солнце уже садилось, когда Мариетта наконец вернулась к замку, белые каменные стены которого позолотили последние лучи заходящего за горизонт дневного светила. Сердце у нее замерло, когда она увидела эбонитово-черных лошадей, запряженных в элегантную карету. Это свидетельствовало о присутствии в замке Элизы. Мариетта вошла в дом через кухонную дверь, чтобы незаметно и как можно скорее, попасть к себе в спальню, умыться и переодеться. Сесиль уставилась на нее с любопытством, обратив внимание на порванный лиф ее платья. Ведь граф тоже вернулся в Шатонне в таком виде, словно весь день дрался с кем-то, извалявшись при этом в грязи.

Сесиль снабдила Мариетту тазиком душистой розовой воды, заметив с интересом, что запястья Мариетты украшены синяками. Сесиль поспешила извиниться и побежала разыскивать Лили. Они явно были где-то вместе, граф и Мариетта, Арман сам видел, как они ехали верхом по дороге, ведущей к холмам.

Пухлые щечки Сесили раскраснелись от возбуждения. То, что люди, занимающие неизмеримо более высокое положение по сравнению с ней, ведут себя так же, как она, было для нее постоянным источником удивления. Особенно когда она думала о графе, который теперь, одетый в костюм из черного бархата с петлями для пуговиц, обметанными золотой нитью, любезничал с вдовой Сент-Бев. Сесиль была уверена, что эта дама ни разу в жизни не испытала удовольствия от того, что чересчур пылкий любовник порвал на ней лиф платья и сжимал ее запястья до синяков.

Элиза сейчас чувствовала себя более счастливой, чем некоторое время назад. Ей удалось убедить Леона отложить ненадолго свадьбу, ведь священник был потрясен не меньше ее самой, когда узнал, что она собирается вторично выйти замуж всего лишь через несколько недель после смерти мужа.