Лев Лангедока - [38]

— Вот так мы вывязываем узор, — заговорила Мариетта, но в эту минуту до них донесся топот конских копыт по деревянному настилу подъемного моста, и сердце у нее замерло.

Леон снова уезжал к Элизе. С трудом овладев собой, Мариетта продолжила объяснение.

— У меня в голове все путается, когда вы так говорите, — пожаловалась Сесиль.

Из оранжереи дорога на Лансер была отлично видна, так же как и всадник, который несся по ней на вороном коне.

— Тогда просто смотри, как я это делаю, — сказала Мариетта, принудив себя заговорить снова. — Вот видишь? Меняя количество петель и длину рядов, ты можешь создавать различные узоры…

Но ученица уже не обращала внимание на слова наставницы. Даже вдовая старуха Готье созерцала быстро удаляющуюся фигуру Леона, не отрывая от нее мечтательного взгляда.

— Как бы я хотела быть на месте вдовы Сент-Бев! — с чувством произнесла Жасинта, и все засмеялись.

— После старого хозяина Лансера он будет приятной переменой, это уж точно, — заметила Тереза Коле. — Не думаю, что Сент-Бев мог предложить супруге нечто большее, чем поцелуй с пожеланием доброй ночи.

— От графа она получит гораздо больше, — сказала Жасинта, и в ответ снова раздался взрыв общего смеха.

Мариетта низко наклонила голову над работой, щеки у нее горели, а на глаза едва не навернулись слезы.

— А вы помните, как он грозил убить Сент-Бева, когда услышал о браке? — раздумчиво произнесла Бабетта. — Как уговаривал отца и чуть ли не дюжину других мужчин силой воспрепятствовать старику?

— И как он твердил, что вернется за ней, даже если этого придется ждать годы, годы и годы?

Послышался общий восторженный вздох. Сесиль хихикнула и сообщила:

— Арман сказал, что все дамы в Версале побывали у него в любовницах.

— Но за исключением королевы? — прозвучал опять-таки общий вопрос, полный недоверия, хотя все та же бойкая Жасинта тотчас возразила:

— А почему бы и не королева? Она женщина, верно? Я, например, влюблена в него и влюбилась бы, даже будучи королевой.

— Уж тебе-то от него ничего не досталось бы, — заявила ее сестра, закончив размечать узор. — Ты даже свинопаса не завлекла.

Тут захихикали уже все, потому что прекрасно знали, как Жасинта увивалась за Николя Сандо, который отверг ее домогательства.

— Я слышала, как герцог говорил нашей госпоже, что любовницей графа, когда он жил при дворе, была мадам Франсина Бовуар, — поведала Сесиль. — Готова поспорить, что именно поэтому граф и не хочет возвращаться в Версаль со своей новобрачной. И он не вернется, так мне сказал Арман.

— Я слышала, что он даже дрался из-за нее на дуэли. Какая же она, если из-за нее стоило драться? Наверное, очень красивая, — добавила неугомонная Жасинта.

— Мадам Сент-Бев тоже очень красива, — лояльно произнесла Бабетта. — Ведь она любовь всей его жизни. Он, должно быть, любит ее очень сильно, раз вернулся к ней через столько лет.

Все дружно с ней согласились. Невероятным усилием воли Мариетта продолжила свои пояснения, словно никто ее не перебивал:

— Жаклин, теперь протяни еще ниточку через последнюю цепочку и закрепи ее частыми стежками.

Девушки вернулись к своей работе, а Сесиль и Лили даже покраснели, устыдившись того, что болтали глупости о графе в присутствии той, которая в конечном счете стала в замке не прислугой, а гостьей. А если верить слухам, возможно, и кем-то более того.

Леон провел неудачный день, занимаясь пустыми разговорами с Элизой в замкнутом пространстве ее маленького садика. Он ощутил душевное облегчение, когда она не стала возражать против того, что следующий день он снова проведет на охоте. Вернувшись в Шатонне и застав Мариетту и Рафаэля за игрой в шахматы, он был столь великодушен, что поблагодарил ее за уроки, которые она давала его крестьянкам.

Мариетта изо всех сил старалась сохранить самообладание и едва подняла голову от шахматной доски в ответ на его слова, опасаясь, что не сможет выдержать без очевидного волнения взгляд его темных глаз.

Леон налил себе бокал вина и провел вечер в разговорах с герцогом и Жанеттой, время от времени поглядывая в тот конец комнаты, где Мариетта и Рафаэль продолжали игру. Он заметил, что Рафаэль весьма сосредоточен и то и дело хмурится. Где это, черт побери, Мариетта научилась так хорошо играть в шахматы, чтобы вступить в поединок с де Мальбре? И с какой радости Рафаэль избрал подобное времяпрепровождение? Сам он любил шахматы, но когда предложил Элизе научить ее, та побледнела от страха и заявила, что никогда в жизни не сумеет понять суть подобного развлечения и что даже самые простые карточные игры выше ее разумения.

Мариетта, заметив обращенные в ее сторону беглые взгляды Леона, позволила Рафаэлю выиграть и вежливо с ним попрощалась. Находиться в одной комнате с Леоном и не иметь возможности разговаривать с ним, обмениваться шутками, смеяться, как это было в первые часы и дни после того, как он ее спас, становилось для нее все более и более непереносимым, почти физически мучительным. Она понимала, что он ее никогда не полюбит, но жаждала понравиться ему хоть немножко. Ей хотелось, чтобы он ей улыбался, разговаривал с ней…

У нее разболелась голова, и у себя в комнате Мариетта села у открытого окна, из которого тянуло прохладой. Невидящим взглядом она смотрела на темные деревья и слушала шелест листвы от ночного ветерка. Ее дни проходили в постоянных поисках возможностей уклоняться от встреч с Леоном, чтобы избавить себя от лишних страданий. По утрам она уезжала пораньше проведать Нинетту Бриссак. Ко времени ее возвращения Леон уже отсутствовал — он ежедневно отправлялся в Лансер…