Лев - [37]

Буллит смотрел на жену, на дочь и с блаженным выражением лица затягивался дымом очень черной, привезенной из Индии сигарой.

IV

Когда я вернулся к себе в хижину, электрогенератор уже не работал. Однако один из слуг поставил на стол на веранде ветрозащитную лампу. Я устроился перед ней и стал перебирать в памяти события истекшего дня.

Нервы у меня были взвинчены. Как ни странно, но спокойный вечер, который я только что провел в бунгало, подействовал на них гораздо сильнее, чем приступы дурного настроения у Сибиллы и почти истерические сцены накануне. «Такая тишь да гладь, такая кротость, – говорил я себе, – явно не отвечают внутренней сущности этих троих людей, живущих под этой крышей. Штиль этот только кажущийся, в этой стоячей воде есть что-то нездоровое, опасное».

Как совместить это терпимое отношение Сибиллы к Кингу и неприязнь к нему, которую она продемонстрировала днем раньше?

А какой общий знаменатель можно найти для поведения Патриции перед альбомом ее матери и неистовыми играми с хищным зверем?

Лев-гигант снова завладел всеми моими мыслями. Это его грозный рев вдруг послышался мне в глубине ночной бруссы? Или это были отзвуки какой-нибудь далекой грозы? Или мне просто померещилось?

Нервы у меня были взвинчены, и поэтому, когда передо мной внезапно возник Буллит, я сразу понял ненависть Сибиллы к людям, которые перемещаются без шума, и разделил ее с ней. Увидев высокий силуэт, вдруг появившийся перед световым кругом от моей лампы, я чуть было не вскрикнул от ужаса.

Буллит снова облачился в свой рабочий костюм, надел сапоги, и волосы опять торчали растрепанной копной. Он держал в руке еще наполовину полную бутылку виски, которую я принес ему несколько часов назад.

– Я знаю, что у вас их целый ящик, – сказал он, пресекая мои протесты. – Но сегодня мы должны докончить вместе именно ее. Так хорошо мы ее начали.

Каждая черта его крупного лица светилась искренним, безоговорочным дружелюбием.

– Очень уж давно в нашем доме не было таких счастливых вечеров, – продолжил он. – Ваше присутствие успокоило Сибиллу, а дочь вас просто обожает.

Я поторопился сходить за стаканами: когда я оставался наедине с Буллитом, мне всегда очень хотелось выпить.

Мы пили молча. Я чувствовал, что отец Патриции находил, так же, как и я, эту передышку весьма благотворной. Но тут мне вдруг показалось, что отдаленный рев снова прорезал ночную тишину. Буллит не пошевельнулся. Скорее всего, я ослышался. Хотя, может быть, невозмутимость тут была связана с привычкой. Я спросил его:

– Почему Кинг ушел от вас?

– Сибилла, – ответил Буллит. – Она родилась и воспитывалась не в Восточной Африке. Ей стало невыносимо видеть все время гриву, клыки. А еще эта масса, которая одним прыжком пересекает все комнаты, чтобы положить лапы мне на плечи или лизнуть ей руку. И всякий раз, когда Пат каталась со львом по траве, Сибилла готова была упасть в обморок. Она невзлюбила Кинга. Ну а Кинг, естественно, понял это. Он перестал ласкаться к Сибилле и даже, когда она сама хотела погладить его, уходил прочь. Тогда она стала бояться его до такой степени, что поклялась, что уедет в Найроби, если я не избавлю ее от Кинга. Что касается меня, то мне было безразлично, уйдет он от нас или нет. Но была еще Пат.

Буллит остановился, и по выражению его лица я понял, что ему было очень трудно продолжать. Но мне нужно было любой ценой узнать конец этой истории, в которую я позволил втянуть себя, как в какую-нибудь западню. И я чувствовал, что в этот вечер он мне ни в чем не откажет. Поэтому я спросил настойчиво:

– И как все это произошло?

– Мы с Сибиллой поступили так, как велел нам наш долг, – ответил Буллит. – Тем же утром я отвез Кинга в машине в самый дальний угол этого заповедника и оставил его там, а Сибилла поехала с дочкой в Найроби и поместила ее в самый лучший пансион города, – тут Буллит тяжело вздохнул. – Вы ведь, наверное, знаете, что нам пришлось очень скоро забрать Патрицию обратно?

– Да, знаю.

– Так вот, – продолжал Буллит, слегка стукнув донышком стакана по столу, – так вот, когда дочь вернулась, на следующий же день Кинг уже был перед бунгало и они вместе катались по траве на поляне.

Буллит сделал очень длинную паузу, а потом продолжил:

– Сибилла умоляла меня застрелить льва. И ее тоже можно понять. Но разве я мог? Дочь и так уже едва-едва прощает мне всех тех уничтоженных животных, которых я убил, когда она еще не родилась.

Буллит поднял на меня свой хмурый взгляд и сказал:

– Если бы на моих руках была кровь Кинга… вы только представьте себе…

Великий истребитель зверей закрыл глаза и вздрогнул.

– А потом? – спросил я.

– А потом мы все пришли к компромиссу. Мы с Пат вместе присмотрели то самое дерево, к которому она привезла вас сегодня утром. И когда на следующий день Кинг пришел к бунгало, мы отправились туда втроем. И малышка объяснила Кингу, что отныне там будет место их свиданий. Она донесла до его сознания… до его чувств… В общем, вы понимаете, что я хочу сказать. Она может сделать с ним все, что хочет. Вы теперь сами убедились.

– Вполне, – сказал я.

– Меня лев тоже любил, – сказал Буллит. – Раньше, когда я возвращался из брусса, он чуял мою машину за много миль и бежал встречать меня. Даже и сейчас такое случается… Вдруг появляется где-нибудь в глухой саванне, радостно приветствует меня. Но с малышкой это совсем другое. Ощущение ее кожи пришло к нему одновременно с ощущением жизни. Он принадлежит ей навеки.