Лев и ягуар - [120]

— Это так, но каким образом Сен-Доменг может быть вам полезен в таком деликатном деле? — без малейшего намёка на иронию проговорила Галка. — Мы едва утвердились в статусе лидера Нового Света, и мне — прошу понять меня правильно, сударь — вовсе не хочется жертвовать только что завоёванным.

— Я пока не говорил о каких-либо жертвах со стороны Сен-Доменга, мадам.

— Вот то-то и оно, что «пока», — тут Галка позволила себе тонкую многозначительную улыбку. — Подобные оговорки иногда становятся теми самыми подводными рифами, о которые могут разбиться даже самые прочные корабли.

— Вы желаете загодя оговорить условия сделки? — Вильгельм ответил ей точно такой же улыбкой. Встретились два политика, называется… — Что ж, я не против.

— Тогда карты на стол.

— Хорошо. Мне была бы весьма желательна ваша поддержка в Версале.

— Это напрашивается по логике событий, сударь. Король Людовик вас, мягко говоря, не жалует, и будет всячески возражать против …ваших планов. Особенно когда узнает, что его протеже — герцог Йоркский — пользуется куда меньшей поддержкой в Англии, чем вы.

— Вы полагаете, что король Франции ещё не в курсе?.. — Вильгельм удивлённо поднял брови.

— Я полагаю, он абсолютно уверен в том, что одна лишь его поддержка гарантирует Джеймсу Стюарту победу в этом противостоянии. И что бы ни докладывал месье де Ла Рейни по обстановке в Англии, ему хоть кол на голове теши — не верит. — Теперь настало время иронии, и Галка дала ей волю. — Но его величество ждёт небольшое разочарование. Вот тогда, и не раньше, я смогу встрять со своим мнением.

— Мадам, это именно то, чего я от вас и жду, — штатгальтер чуть заметно качнул головой. Дрогнули пышные перья на шляпе.

— Но это не всё?

— Нет, — на сей раз усмешка Вильгельма была загадочной. — Я понимаю, что Сен-Доменгу ещё рано ссориться с такой могущественной державой, как Франция, однако рано или поздно такой момент настанет. Однажды его величеству Людовику надоест играть с вами в независимость, и тогда…

— Сударь…

— Мадам, мы ведь с вами добрые друзья, не так ли?

— Хорошо… друг мой, — улыбнулась Галка, подумав при этом: «Блин, ещё один „добрый друг“ на мою голову…» — Я предвидела это задолго до того, как мы объявили о независимости Сен-Доменга. Я говорила о том своим товарищам, и мы ещё семь лет назад пришли к одному непростому, но единственно возможному для нас варианту: держаться в кильватере Франции до тех пор, пока не сможем идти своим курсом. Вы правы, ссориться с Францией мы пока не имеем права. Однако если вы предлагаете нам пойти на столь рискованный шаг, то вы наверняка можете также предложить нам расклад получше. В противном случае этот разговор не имеет смысла.

— Что вы скажете о некоей лиге государств, призванной не допустить превращения Франции в агрессивную империю на манер Римской? [41]

— Стать убийцами империи? Заманчиво, — произнесла Галка. — Один уточняющий вопрос: вы намерены убивать так каждую потенциальную империю, или ваша ненависть обращена именно против Франции?

— В данный момент никто иной не угрожает европейской безопасности более, чем непомерные амбиции короля Людовика. — Вильгельм ловко ушёл от прямого ответа. — Сейчас важно остановить его. А в будущем… Мадам, друг мой, я не дельфийский оракул, чтобы предвидеть комбинации, которые сложатся через двадцать, тридцать или сто лет.

— Я тоже не оракул, друг мой, — теперь от улыбки мадам генерала повеяло холодом. — Однако кое-какие мои предсказания имеют странное свойство сбываться. И я предсказываю Англии, если она пойдёт по имперскому пути, очень большие неприятности.

— У вас репутация честного человека, мадам, и только потому я уверен, что это не угроза, — мягко проговорил Вильгельм. — Насколько я понимаю, вы враждуете не со Стюартами, не с Англией, а с некими принципами, кои вам глубоко противны. Могу ли я узнать, каковы эти принципы, и почему они для вас неприемлемы до такой степени?..

— Обвиняемый Грин, из показаний свидетелей стало ясно, что вы не были в курсе относительно намерений вашего адмирала вплоть до того момента, как он отдал приказ. Так ли это?

— Так и есть, — ответил бывший старший помощник «Сент-Джеймса», когда судебный пристав перевёл вопрос обвинителя на английский язык. — Когда сэр Чарльз отдал приказ открыть огонь с левого борта, меня это удивило и озадачило, ведь корабль противника находился по правому борту от нас. А повреждения, полученные в бою, не позволяли нам стрелять с обоих бортов одновременно.

— Скажите, сеньор, могли ли вы отказаться от исполнения данного приказа?

— Нет, сэр. Я офицер королевского флота.

— Скажите, есть ли у вас семья, сеньор Грин?

— Протестую, ваша честь! — тут же взвился Эллиот. — Этот вопрос не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу!

— Протест отклонён, сеньор адвокат, — спокойно ответил прокурор. — Следует дать возможность сеньору Родригесу довести его мысль до конца… Обвиняемый, ответьте на заданный вопрос.

— Да, сэр, у меня есть семья, — сказал Грин. — Мать, брат, жена и две дочери.

— Стало быть, если бы адмирал приказал вам расстрелять ваших близких, вы и в этом случае не рискнули бы ослушаться? — Родригес не был иезуитом, но наверняка учился в их коллегиуме.