Лев Гумилев - [63]

По Гумилёву, поход Батыя не выпадал из общего контекста монгольских военных усилий. Пройдя по Руси «изгоном», монголы не оставляли гарнизонов и, таким образом, дань платить было после Батыева похода просто некому. Из 300 русских городов Великого княжества Владимирского монголы захватили лишь 14, а целый ряд городов (Углич, Кострома, Тверь, Ростов и другие), приняв предложенный монголами компромисс, вообще избежал разрушения, связанного со взятием. Что же касается Киева, то этот город к тому времени был сильно ослаблен и разрушен, поскольку выдержал в начале XIII века несколько осад и разорений от русских князей (1203 год — Рюриком Ростиславичем Смоленским, 1235 год — черниговскими князьями). Конечно, монгольский поход принес много жертв и разрушений, но такова была тогда каждая военная кампания. Ежегодные усобицы русских князей тоже стоили немалой крови и блага населению не приносили. Помимо всего прочего, монгольский этнос, находившийся на стадии (в фазе) подъема , столкнулся со славянской обскурацией (см. далее).

Более сложным является вопрос об уплате дани, которая обычно считается наиболее весомым аргументом в пользу «татарского ига». Поход Батыя состоялся в 1237—1238 годах, платить дань Русский улус начал лишь в 1259 году. Разрыв в два десятилетия заставляет искать другие объяснения. Гу­милёв считал, что после смерти великого хана Угедея на ханском троне его сменил Гуюк. К этому времени в самом Монгольском улусе борьба за власть уже получила достаточ­ное развитие: злейшим врагом Гуюка и был Бату. С воцарением Гуюка у него оставалось мало шансов на победу в борьбе, ибо его военная сила и материальные средства были крайне ограниченны. После ухода других царевичей Чингизидов у Бату осталось лишь четыре тысячи верных монгольских воинов, и это в стране, население которой составляло более шести миллионов человек. В такой ситуации о наложении «ига» и речи быть не могло: напротив, Бату крайне нуждался в союзниках из числа русских князей, которые могли бы удержать население от бунта и в обмен на военную помощь пополнять казну хана. И Бату нашел союзника в лице Александра Ярославича Невского (ок. 1220-1263). Причин тому было несколько. Во-первых, князь Александр еще в 1242 году осознавал опасность западноевропейской агрессии на Русь. Ему, таким образом, союзники тоже были жизненно необходимы. Во-вторых, будучи Мономашичем князь Александр во внутрирусской политике противостоял черниговским Ольговичам. А ведь именно черниговские князья были друзьями половцев и врагами монголов. В-третьих, сам князь Александр Ярославич также был врагом Гуюка, поскольку его отец, Ярослав, был отравлен в Каракоруме матерью Гуюка, ханшей Туракиной. (Туракина поступила так, поверив доносу боярина князя Ярослава — Федора Яруновича.) Видимо, все эти обстоятельства и привели Александра Невского к мысли о союзе с Батыем. Александр поехал в Орду, побратался с сыном Бату — несторианином Сартаком и заключил договор об уплате дани в обмен на военную помощь. Политика Александра не встретила на Руси всеобщей поддержки и понимания, но даже после его смерти оказалась конструктивной. Так, в 1269 году орденские войска угрожали Новгороду. При появлении небольшого татарского отряда «немцы замирашася по всей воле новгородской, зело убояхуся и имени татарского». Русь, вернее, та ее северо-восточная часть, которая вошла в состав улуса Монгольского, оказалась спасена от католической экспансии, сохранила и культуру, и этническое своеобразие. Иной была судьба Юго-Западной Червонной Руси. Попав под власть Литвы, а затем и католической Речи Посполитой, она потеряла всё: и культуру, и политическую независимость.

Заложенные Александром Невским традиции союза Руси со Степью оказались жизнеспособны и плодотворны, они материализовались в политической практике Московского государства XVI—XVII веков, когда вся бывшая территория Золотой Орды вошла в состав Русского государства. Монголы, буряты, татары, казахи столетиями пополняли ряды русских войск и бок о бок с русскими защищали свое общее отечество, которое с XV века стало называться Россией.

Упомянутый выше видный историк из плеяды мыслителей-евразийцев, сын великого русского мыслителя-космиста В.И. Вернадского – Георгий Владимирович Вернадский (1887-1973) – посвятил эпохе так называемого татаро-монгольского ига программную статью «Два подвига св. Александра Невского» (1925), где сопоставил массовую пассионарность степной орды (хотя самим этим термином не пользовался) с индивидуальной пассионарностью русского полководца и подвижника. Окажись он во главе раздробленных русских дружин, растерявшихся перед внезапным и мощнейшим натиском степняков, неизвестно еще как бы сложилась русская история, но судьба уготовила Александру Невскому иную миссию — остановить вражескую экспансию с Запада и, что не менее важно, сплотить и сохранить русский дух внутри Русского государства. Для этого Александру Ярославичу пришлось искать компромисса с поработителями Русской земли — во имя ее же сохранения и будущего возрождения. Г. В. Вернадский подчеркивает: «Александр выделил в монголах дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему сохранить и утвердить русскую культурную самобытность от латинского Запада. <…> Христианский подвиг не всегда есть мученичество внешнее, а иногда наоборот — внутреннее: не только брань видимая, но и "брань невидимая", борьба с соблазнами душевными, подвиг самодисциплины и смирения…» Таким образом, два подвига, которым посвящена программная статья Вернадского, суть: первый — подвиг брани, второй — подвиг смирения; оба имели единую цель — сохранение нравственно– политической силы русского народа.