«Летучий голландец» профессора Браницкого - [26]

- Коротковолновик. У меня свой позывной есть.

- Хорошо! Так вот, передатчик был средневолновый, короткие волны тогда считали бросовыми, непригодными для радиовещания. Их отдали любителям.

- И мы, любители, доказали: на коротких волнах передатчик мощностью, ну, как осветительная лампочка позволяет связываться с другими континентами! А что было потом?

- Поначалу расчет полностью оправдался, но вскоре слышимость стала ухудшаться. Инженеры обследовали схему - все цепи вместе и каждую в отдельности.

- И нашли неисправность?

- В том-то и дело, что нет. Приборы показывали норму. Токи текли беспрепятственно. Коротких замыканий и утечек не было. Передатчик отдавал в антенну номинальную мощность. Но с радиоволнами происходило что-то неладное. Владельцы передатчика, отчаявшись, обратились за помощью... Куда, как вы думаете?

- К ученым?

- В полицию! Вскоре на станцию прибыли детективы. Они бродили по аппаратному залу и антенному полю, задавали нелепые вопросы и к концу дня сделались объектом насмешек.

- Это же надо было придумать! - сказал паренек в очках. - Нашли бы опытных радиолюбителей. Вот в радиоклубе есть один, любого инженера за пояс заткнет!

- Но чуть ли не на следующий день, - продолжал Браницкий, слышимость полностью восстановилась. Детективы были невеждами в радиотехнике, однако свое дело знали.

- Так что же они нашли?

- Оказалось, что в окрестностях станции как раз и обитали радиолюбители, причем особого рода: они сооружали рамочные антенны, направляли их с близкого расстояния на передатчик и ловили, словно неводом рыбу, энергию излучения. К "рамкам" были подключены не радиоприемники, а электрические лампочки и плитки. Радиовещательная корпорация освещала и обогревала дома в поселках, окружающих со всех сторон станцию.

- Выходит, сыщики посрамили инженеров?

- Выходит так. А мораль этой истории... Через четыре года и десять месяцев вы получите дипломы. Постарайтесь же, приобретя профессиональные знания, а затем и опыт, не утратить интуиции, свежести взгляда, непредвзятости подхода. Не позволяйте себе замшелости, самодовольства, зазнайства. Не следуйте слепо за авторитетами, но ни на кого не смотрите свысока. Не щадите себя. С самого начала и до самого конца! Таково мое напутствие. А теперь за работу!

33

Самые яркие жизненные впечатления Браницкий связывал с двумя "Па..." - Памиром и Парижем. Одно и другое были для него словно плюс-минус бесконечность. Высокогорная пустыня с ее необозримыми инопланетными ландшафтами, целомудренными нравами, замедленным темпом жизни, казалось бы, непримиримо противостоит красочному легкомыслию и пресыщенности гигантского муравейника, в котором роль юрких, неутомимых букашек играют люди. Но при всей несхожести этих двух "Па..." они являют собой диалектическое единство противоположностей: им в равной мере присущи красота и величие...

В Париже Браницкий побывал лишь однажды, за несколько лет до Памира, и провел там четыре незабываемых дня.

Что может оставить в памяти короткая туристская поездка? Но вспышка молнии мгновенна, а высвеченная ею картина иной раз запечатлевается на всю жизнь.

Браницкого всегда забавляли туристы, заносившие в блокнот каждое слово гида, наивно восторгавшиеся красочной витриной, парадным фасадом, неоновой рекламой, пестрой и беззаботной для неискушенных глаз уличной толпой. Они напоминали ему ограниченного от природы, но очень старательного студента, принимающего за абсолют каждую строчку учебника.

Сам Антон Феликсович не насиловал произвольную память информацией, которую можно в любое время с куда большей объективностью извлечь из справочника или энциклопедии. Он не вел дневник, о чем, впрочем, иногда сожалел. На первых порах снимал слайды, оседавшие потом в коробках. Изредка их извлекали, но всякий раз оказывалось, что воспоминания более ярки и жизненны. Уличая память в конфликте с фактами, слайды лишь вызывали досаду и желание убрать коробку подальше, даже забыть о ее существовании.

Потом фотоаппарат и восьмимиллиметровая кинокамера вообще были заброшены. Сознавая невозможность получить за несколько дней детальное представление о стране или городе, Браницкий предпочитал представлению впечатление, причем впечатление интегральное, обобщенное, как бы состоящее из отдельных крупных мазков, напоминающее яркостью и фрагментарностью витраж или мозаичное панно.

В Париже у Антона Феликсовича был знакомый - Владимир Алексеевич Гарин. Незадолго до приезда Браницкого его назначили в ЮНЕСКО на довольно крупный пост директора департамента (начальника отдела). Гарин дал Браницкому свой парижский адрес, хотя вероятность воспользоваться им представлялась равной нулю.

Но вот, назло теории вероятности, Антон Феликсович шагает по вечернему Парижу, легко ориентируясь в его планировке, минует ярко освещенную площадь Согласия и выходит на фешенебельную Де ла Мот Пике. Ощущение такое, будто город давно и хорошо знаком, много раз виден, исхожен из конца в конец. А в этом доме, ну конечно же, живет Гарин!

Темный подъезд, в глубине рубиновая точка. Браницкий на ощупь движется к ней, протягивает руку, инстинктивно нажимает - оказывается, это кнопка лифта. Вспыхивает неяркий свет, Антон Феликсович заходит в кабину, и свет за его спиной гаснет.