Летучий голландец - [35]

СБ. играет для нас бетховенскую «Аппассионату». Я сижу, прислонившись к боковой стенке пианино – мое любимое место; спинка вибрирует. СБ. играет appassionato. Страна непромокаемого пороха снова зовет в свои вымечтанные просторы…

В класс заглядывает молодая женщина, довольно миловидная. СБ. встает и выходит в коридор.

Артем шепчет:

– Это называется жена.

Она красива, но лицо злое, черты мелкие. Этакая маленькая змейка, «хозяйка медной горы».

Надя наклоняется ко мне:

– Как Сергей Борисович похож на кота!

Удивленно смотрю на нее, и она поясняет:

– На кота, который ночью ходит по крышам.

Я ничего не отвечаю. Смотрю на СБ., сходство и впрямь разительное. На нем светлые замшевые ботинки, и он ходит в них неслышно, как кот. Ботинки, кстати, отнюдь не маленького размера. Большой, матерый котище!

Может, это у него просто-напросто первородное кото-подобие? Ну, бывает же обезьяноподобие – как некое воплощение первородного греха? Так сказать, ab ovo.

Некто безымянный выпал из времени. Время прогрохотало вдали и скрылось за горизонтом. Некто барахтался изо всех сил, пока наконец не ощутил под ногами твердую почву.

Облегченно вздохнув, он собрался было прикорнуть на берегу, но тут, откуда ни возьмись, случился любознательный прохожий.

– Что было раньше, курица или яйцо? – стал допытываться прохожий.

– Откуда мне знать? – зевнул некто и укрыл голову крылом.

– Кому же знать, как не тебе, – ты ведь цыпленок!

– Ну и что? – ответил, засыпая, цыпленок, потому что это действительно был цыпленок. – Я ведь не спрашиваю тебя, что сделала раньше обезьяна, от которой ты ведешь род: обзавелась потомством или назвала себя Адамом.

18

Сижу возле рояля лицом к СБ. За окном особняк венгерского посольства, очень красивый. Урок еще не начался, смотрю в окно – и задумываюсь, вспоминаю человека, которого любила когда-то давно, в юности. Грустные это воспоминания. В сущности, любовь – это когда любишь другого человека, каким его представляешь, то есть любишь идеал человека, то есть идеал, как себе его представляешь. Отпечаток другого на себе. Получается, любишь себя. Как ни играйся с идеей жертвенной любви, любовь эгоистична. Но какой бы она ни была, она лучше, чем неспособность любить. Даже безнадежная любовь лучше, чем ничего, потому что в каждом доме должно быть окно, даже если там нет двери и никому нельзя ни войти, ни выйти…

В этот момент ощущаю на себе взгляд СБ. – внимательный, изучающий. Тоже, что ли, присматривается к моему внутреннему содержанию?

На следующем занятии СБ. дает нам слушать фрагменты вагнеровской оперы «Лоэнгрин». Рассказывает о любовном дуэте и сцене Эльзы и Лоэнгрина, говорит, как важно доверять близкому человеку: Эльза потому и не удержала Лоэнгрина, что не поверила ему на слово и стала выпытывать тайну, которую он не мог ей открыть. До этого СБ. приглашал всех нас сесть ближе к роялю, чтобы легче было обсуждать. Многие так и сделали, я же осталась где была, но после слов о доверии все-таки пересела поближе к роялю. Кто не ловился, как рыбка, на красивые слова, насаживая свою душу на стальной крючок, которого пока нет, в помине нет, но все равно он появится и вонзится…

19

Проходим Равеля, СБ. дает нам слушать его музыку.

Тут вдруг высказывается Паша, «простая душа»:

– Подумаешь, Равель! Какой-то жалкий шоферишка! Что это за музыка?!

СБ. молчит, но мне за него обидно. Я ведь уже знаю, что он «дебюссист и равельянец», так что подобное замечание должно быть ему очень неприятно.

Когда в благоухающий розарий заходит очень уверенный в себе посетитель, принюхивается и говорит, что ощущает только легкий запах дыни, – остается лишь возблагодарить Бога за несколько иное устройство своего органа обоняния.

Я сижу очень близко к СБ. и украдкой за ним наблюдаю. Какой он старый! Замечаю коронки на зубах и морщины на лице, которых множество, потом перевожу взгляд на стену, чтобы СБ. не заметил, что я его разглядываю. Стена тоже старая, покрашена масляной краской оливкового цвета, по ней трещины расползаются, да еще карандашные надписи паутинятся – Бог знает, с каких времен. В этих декорациях уже происходила жизненная игра, моя дорогая, а ты опоздала, теперь придется повторять за теми, кто покинул сии пределы, их полустертые роли.

20

Приснилось, что я разговариваю со своей кошкой Машкой.

– Не подлизывайся! – сказала мне кошка и стала тереться о мою ногу.

– А сама? А сама? – улыбнулась я.

– Это помимо моей воли, – заявила кошка. – Я точно так же о скамейку трусь.

– Ну и трись себе о скамейку, – обиделась я и убрала ногу.

– Ты мягче, чем скамейка, – пустилась в объяснения кошка, – да и потом, у тебя за это можно куриный хрящик получить.

– Ну, на, держи свой хрящик, – вздохнула я и дала ей то, что она просила. – Мне-то казалось, любовь – это нечто бескорыстное.

– Разумеется, – мурлыкнула кошка, – но с хрящиком оно как-то лучше получается.

Я проснулась с мыслью, что я ей верю. Знать бы только, кому какой хрящик припасать!

На следующий день возвращаюсь из загородной музыкальной школы, где я подрабатываю, еду на метро домой с Павелецкого вокзала, усталая, в руке футляр с виолончелью. На станции «Кропоткинская» стоит у разменных автоматов какой-то высокий человек. Такое впечатление, что он ждет именно меня – настолько пристально он разглядывает меня и мою виолончель. Потом он утвердительно кивает головой, поворачивается и идет за мной. Неподалеку от моего дома вдруг исчезает. Реальность тоже может развеяться, как мираж…