Летописец - [28]

Я взглянул на знахарку, которая сидела рядом с Эйтелиной и о чем-то тихо спрашивала выздоравливающую пациентку. Что ни говори, а красивой была Мида в молодости. Если она от природы рыжая, то почему у нее глаза не зеленые, а серые? Странно. Хотя, по-моему, это земной стереотип — раз ведьма, значит, рыжая и очи должны полыхать изумрудным огнем. Инквизиция настолько перестаралась в средние века, что до сих пор процент привлекательных женщин в Европе значительно ниже, чем в иных регионах. Русских красавиц тоже бы на костры отправляли. Они хоть и не совсем рыжие, а ближе к золотоволосым, но зеленоглазых у нас полно. Как хорошо, что на Руси не было католиков.

Пока я обдумывал планы соблазнения Эйтелины, снизу послышалось ржание гнедого жеребца. Он находился в дальней части конюшни. Этот агрессивный красавец очень нервный и беспокойный, но на коней, стоящих в соседних стойлах не реагировал, а значит, учуял человека. Зрение снова перешло в аурный режим, и я огляделся по сторонам. Снаружи вдоль стены в нашу сторону двигался силуэт человека. Он замер возле стойла с вороным и прислушался. Я толкнул Миду и протянул ей посох. Прикоснувшись к волшебной дубинушке, знахарка тихо спросила:

— Что случилось?

— Внизу человек.

— Что он хочет?

— А я откуда знаю? — удивился я. — Может пришел отравить вороного, а может просто следит за тем, чтобы я не сбежал из вашего города…

— Ты хочешь его убить? — задала очередной вопрос Мида.

— Зачем?

— Ну, не знаю. Может ты не любишь соглядатаев, — предположила знахарка.

— Очень смешно, — закатив глаза к потолку сказал я.

Мида начала двигаться, и сено издавало шебаршащие звуки. Я с недоумением поглядывал на ее действия и никак не мог понять, что она задумала.

— Запыхти, — потребовала она.

— Как?

— Как ежик.

— Какой ежик? — продолжал удивляться я.

— Эйтелина, продолжай ритмично двигаться и начинай стонать, — приказала Мида и повернулась ко мне. — Какие звуки ты издаешь во время интима с женщиной? Пыхтишь, мычишь, рычишь? Какие?

— Я не знаю, — честно ответил я. — Что ты задумала?

— Убивать тебя никто сейчас не будет, — пояснила знахарка. — Но ты говорил, что вороной отлично подходит для боя. Они могут попытаться его отравить. Если это так, то человек должен дождаться момента, когда ты угомонишься и уснешь.

— Логично, — согласился я. — Ты предлагаешь всю ночь изображать страсть? А когда отдыхать? Завтра мне понадобятся силы, а бессонная ночь не способствует восстановлению организма.

— Просто конунг может предположить, что ты сбежишь и тогда…

— То есть это может быть простой наблюдатель? — поинтересовался я.

— Возможно. Эйтелина, что молчишь? Стони. Представь, что Мих-Костóнтис овладевает тобой и тебе это нравится, — повернулась Мида к рабыне.

Цепи зазвенели и она проворчала:

— Довольно сложно радоваться в оковах.

— Завтра перед поединком мы их снимем, и ты перейдешь в собственность чужака, — пообещала знахарка. — А пока изобрази страсть.

— Долго?

— Не очень. Мы должны проследить за тем человеком, — пояснила Мида. — Я думаю, если он простой соглядатай, то пробираться в конюшню не будет, а расположится где-нибудь поблизости, чтобы держать в поле зрения выход.

— Тогда ладно, — кивнула Эйтелина и протяжно застонала: — М-м-м. Да, вот так. Быстрей. О, да! Слушай, а зачем мы за посох держимся?

— Он волшебный, — пояснила Мида.

— Так это правда? Он колдун? — округлила глаза рабыня и отодвинулась от меня подальше.

— Завтра этот посох подарят ведуну, — сообщила знахарка и повернулась ко мне: — А ты что замолчал? Пыхти, давай.

— Я не умею, — признался я.

Честно сказать, ни разу не оказывался в таком положении, когда рядом обнаженная девица, а я сижу одетым и не предпринимаю попыток ее соблазнить. Если для шестидесятилетнего жителя Земли это относительно нормально, то для мага, большого любителя слабой половины человечества такое поведение неприемлемо. Его организм остро реагировал на женские прелести выздоравливающей пациентки.

— Мих-Костóнтис, — отвлекла меня от созерцания полуприкрытого тела знахарка, — подумай о вороном.

— Зачем?

— Завтра от него будет зависеть твоя жизнь, — с усмешкой сказала Мида.

— А что о нем думать? Вон тот придурок отошел от конюшни, так что вероятнее всего он просто хотел убедиться что я не сбежал.

— Хорошо, но помни, сегодня прикасаться к Эйтелине нельзя. Она слишком слаба, — предупредила знахарка.

— Да понял я, понял, — тяжело вздохнув, произнес я.

— Хорошо, тогда спи, а я вниз спущусь, — заявила Мида. — Но ты не балуй. Если что, я рядом и услышу возню…

И вот теперь я проснулся рядом с обнаженной девицей и пытался вспомнить, пренебрег ли я рекомендацией Миды или все же повел себя как истинный джентльмен?

После завтрака знахарка снова измазала лицо Эйтелины грязью и повела к кузнецу снимать оковы. Я сопровождал женщин, хотя не понимал, мотивов Миды. Зачем понадобилось пачкать невольницу? Ко всему прочему пациентка снова хромала и при ходьбе постанывала, словно ей до сих пор больно. Я оценил состояние ее организма аурным зрением и понял, что это игра на публику. Ну ладно, подыграем нашей Лисе.

Глава 10

Почти до полудня я таскался за Мидой и наблюдал за тем, как она решала организационные вопросы, связанные с переездом. После того, как жена конунга Фая увидела, кого я выбрал в личные рабыни, она обратилась к мужу, и тот кивнул, мол, это он разрешил забрать невольницу. Фая с пренебрежением взглянула на Эйтелину и с победной улыбкой отвернулась в сторону благоверного супруга. Мида что-то доказывала Аль-йорду, но тот стоял на своем, и на уговоры не поддавался. Когда я поинтересовался, о чем они так долго спорили, знахарка объяснила, что пыталась под шумок утянуть у конунга семейную пару невольников. Правитель дал добро, но позволил забрать их только после моей победы. Изначально Мида выглядела расстроенной, но после внимательно на меня посмотрела и заявила: