Летописцы отцовской любви - [9]

На балкон выходит мама.

— Не хочешь поужинать, Карел?

— Я не голоден, спасибо.

Пожав плечами, мама уходит.

А его девочка где-то там, одна. Посреди всего этого кошмара. В этой маечке! И он сам ее туда взял и выпустил…

О господи!

Случись что, он до последнего вздоха себе не простит. Не вынесет! Наложит на себя руки! Еще сегодня ночью выбросится с этого балкона.

В пять минут десятого снова появляется мама.

— Рената… — говорит она.

Отец отчаянно хватает ее за руки. Сжимает их так сильно, что ей больно. Изнасилована? Она жива? — спрашивает его безумный взгляд.

— …ужинает, — договаривает с улыбкой мама. — Ест котлеты. Спрашивает, не выпьешь ли с ней. По дороге в «кругосветке» купила пиво.

— Разве что символично… — с виду равнодушно говорит мой отец, но в глазах у него сияют настоящие слезы счастья.

Вот так.

8

Вчера на пляже я сказал Ренате, что многого из ее детства уже не помню и что вообще хотел бы со своим писательством закруглиться. Но она ни в какую. Нет и нет! «Пиши хотя бы о воскресных обедах с моими бывшими ухажерами», — сказала она. «Вот еще! Тогда уж лучше вспоминать о твоем детстве», — ответил я ей полушутя-полусерьезно. Хотя, если она настаивает, так и быть — могу кое-что написать и об ее ухажерах. Впрочем, оно и к лучшему, ведь в самом деле многие детали ее детства стерлись из моей памяти, да и вообще не хочу, чтобы казалось, будто я умышленно умалчиваю о ее бывших поклонниках. Может ли кто сказать, что ради Ренаты я не был готов простить им что угодно, но если уж этого «что угодно» чересчур, так его и впрямь чересчур — столько, что подчас сил не хватало выдержать. Ведь если, например, кто-то на голубом глазу приносит вам «художественные» фото вашей единственной дочери, которые до того «художественны», что, увидев их, покраснели бы даже в «Плейбое», так это и в самом деле чересчур. Или когда двадцатилетний школяр, который за все время обеда ни разу не глянет вам прямо в глаза, почему-то вдруг начинает вам втолковывать, что вы ведете пустую жизнь, ибо полную жизнь человека составляет лишь «героическое обращение к сверхличностному» или что-то в этом роде, то вы волей-неволей готовы, с позволения сказать, вцепиться ему в глотку, будто у вас вообще и дочери нет. Я, конечно, вовсе не жду, что какой-нибудь молодой охальник прямо с порога кинется мне на шею и станет величать меня «папочкой», не такой уж я, с позволения сказать, наивняк, но, с другой стороны, какой отец не хотел бы иметь хоть мало-мальскую гарантию, что дочь его встречается с человеком приличным, вежливым и разумным. Только если вместо этой гарантии вы видите, как этот ухажер, с позволения сказать, удовлетворяется в вашей ванной (хотите верьте, хотите нет, а так и вправду было с Ренатиным «вторым»), то что прикажете делать? Тут уж любой смекнет, сколько всего мы с моей бывшей женой нахлебались с Ренатиными ухажерами! Когда Ренатка должна была родиться, я только и повторял: «Мне без разницы, кто будет, лишь бы ребенок здоровым был!» Хотя про себя втайне мечтал иметь девочку. Ведь мальчишек вокруг меня и без того целый полк — такая уж моя армейская служба. Их пошлости и вечные разговоры о бабах давно в печенках сидят! Но теперь вот что скажу: видит бог, Ренату я люблю больше жизни, но если бы я загодя знал, каких недоумков она станет водить к нам в дом, то, клянусь всеми святыми, с самого начала я мечтал бы больше о мальчике.

9

Братец таскает свой ноутбук даже на пляж и, понятно, привлекает внимание. Счастье еще, что не таскает и стол… А всего лишь залезает под зонт, где потом часами сидит и пишет. Отец и я временами тоже «записываем», но чаще читаем. Иной раз, перевертывая страницу, мы улыбаемся друг другу: папка — мне, М. — Крохе… Синди, как истая американка, улыбается всем. Keep smiling.[8] Мне же Кроха без особого повода не улыбается почти никогда.

Бодрыми улыбками мы обмениваемся, лишь сталкиваясь на пороге ванной.

— Кое-что прочту вам, — роняет папка (он говорит «вам», но обращается прежде всего к М.) и с несколько школьной интонацией цитирует: — «Прийти к тому, что человек обязан совершить. Возможно, именно Исайя дал мне это. Как дает каждый ребенок Ощущение смысла».

После слов «ощущение смысла» отец делает драматическую паузу и бросает на меня короткий застенчивый взгляд. Потом продолжает:

— «Ощущение, что сквозь меня, а затем и сквозь него проходит колесо жизни, вращаясь в хрупком, но при этом неодолимом движении».

Вынужденная неловкая тишина, обычно сопровождающая подобную патетику.

— Вот это бомба, что скажешь, сестрица? — усмехается братец. — Я называю это психологической примочкой!

Братец гримасничает, Кроха заливается смехом.

— Что такое сквозь? — спрашивает Синди. — И что такое хрупкий?

Общими силами мы переводим ей.

На сей раз родители выразили настоятельное желание познакомиться с Виктором. Мама предложила пригласить его на воскресный обед.

— Наши хотели бы с тобой познакомиться, — без всяких затей сообщила я Виктору (я еще не отвыкла говорить «наши», хотя к тому времени прошло уже четыре года, как они развелись).

Он улыбнулся (мне ужасно нравилась его улыбка):