Летописцы отцовской любви - [3]

Стало быть, в чем разница?

А разница в том, скажу я вам, что раньше они не видели меня в телевизоре.

— Так кто же? — с робкой улыбкой допытывается сестрица, когда все наконец расходятся.

— Отгадай!

Чаще всего сестрица угадывает. Но на сей раз дает маху.

— Ева?

— Линда.

Сестрица делает большие глаза.

— Не верю! Заливаешь! Линда — никогда.

— Зеленые кеды на платформе, темно-зеленые колготки, мини-юбка? — спешу описать Линду снизу.

— Обалдеть! — ахает сестрица.

Я показываю ей клочок бумаги, который неожиданно упал на меня под столом, — на нем номер телефона и имя «Линда».

— Ну тогда я ничего не понимаю в жизни, — говорит сестрица.

— А с чего бы тебе понимать?

К участию в «Тринадцатой комнате» подбила меня опять же она. Какая-то наркоманка — две недели сестра уговаривала ее прийти в студию и сесть в ихнюю будку — в последнюю минуту струхнула, и сестре в срочном порядке пришлось искать нового извращенца. Само собой, она сразу вспомнила про меня. В принципе я был «за», но родители едва не прихлопнулись. В конце концов согласились, но лишь при условии, что из этого ихнего гнездышка я ни в коем разе не выпорхну.

А происходило это примерно так (надеюсь, вы понимаете, что я капельку привираю).

Ведущий. Желаем вам приятно провести этот поздний вечер. Поучаствуем вместе в следующей части нашей программы «Тринадцатая комната», в которой мы говорим о вещах, о которых обычно вслух не говорят. В самом деле, с кем только мы не знакомили вас в наших передачах: с пятидесятилетней проституткой, с тринадцатилетним мазохистом, с педофилом, урофилом и даже с девушкой, заколовшей ножницами собственную бабулю. И с многими-многими другими. Но здесь еще никогда не бывал человек, написавший книгу… Сегодня он здесь, и наша программа о том, что и такие люди бывают на свете. Пан В., летописец, как принято называть людей с таким отклонением, нашел в себе мужество и пришел к нам. Добрый вечер, пан В.!

Я(из будки). Добрвечр!

Ведущий. Как и всегда, вы можете, уважаемые зрители, задавать вопросы по телефону, который находится на столе у мадемуазель Иванки. Заметим, кстати, что сегодня у нее новая прическа. Добрый вечер, мадемуазель Иванка!

Иванка. Добрый вечер!

Ведущий. В программе, естественно, принимает участие и сексолог — пан доктор Узел. Добрый вечер, пан доктор!

Узел. Добрый вечер.

Ведущий. Итак, пан В., как прошло ваше детство? Оно было счастливым?

Я. Жить можно было.

Ведущий. Отлично. А как насчет школы? Какие предметы нравились вам больше всего? Наверное, письмо?

Я. География. И совместная физра.

Ведущий. Совместная физра? Не могли бы вы объяснить нашим зрителям, что это значит?

Я. Физкультура совместно с девчонками.

Ведущий. Что вы на это скажете, пан доктор?

Узел. Этому я не придавал бы особого значения. Это обычное проявление ранней сексуальности.

Ведущий. Пан В., не могли бы вы сказать, в каком возрасте к вам в руки попала первая книжка?

Я. Точно не помню. В год или два…

Ведущий. Вы любили брать ее в руки? Обнюхивать ее?

Я. Чесслово, не помню.

Ведущий. А как вам, например, такая раскладная книжка, где все-все двигается? Не станете же вы утверждать, что даже это не возбуждало вас…

Я. Книжки-гармошки меня никогда не впечатляли.

Ведущий. Пан доктор, ваше отношение к этому как специалиста?

Узел. Движущим мотором каждого прирожденного летописца в большинстве случаев является либидо — сознает он это или нет. И лишь в исключительных случаях мы обнаруживаем здесь иной мотив — как правило, это тщеславие или деньги.

Ведущий. Перейдем теперь, пан В., к вашей книге. Закончив ее, вы ощутили грусть, пустоту или сожаление?

Я. Скорей радость.

Ведущий. Сколько часов в день вы, собственно, работаете? Я имею в виду, сколько часов в день вы… записываете?

Я. Много. Иногда — десять.

Ведущий. А кроме этого, у вас есть хобби, ну, например, девушка?

Я. Время от времени.

Ведущий. А вы говорите с вашими девушками о своем извращении? Или умалчиваете о нем?

Я. Нет, не умалчиваю.

Ведущий. А как реагируют девушки на ваше извращение?

Я. Я бы сказал, что в целом оно им нравится.

Ведущий. У нас есть первый звонок зрителя. Пан Т. из Нова-Паки спрашивает, не готовы ли вы дать себя кастрировать.

2

Стоит нам утром заявиться на пляж, как М. под бдительным оком моего отца приступает к подготовке своей новой видеокамеры. Он старается напустить на себя вид ироничный, но сразу видно, что эта японская игрушка его целиком захватила. Синди заинтригованно наблюдает за ними обоими, Кроха, напротив, тотчас переворачивается на живот и опускает мордашку на скрещенные руки. Наверное, я могла бы сказать ей, как понимаю ее когда мне было тринадцать, как сейчас ей, я вела себя так же. Однако подойти к ее лежаку не решаюсь. Вместо этого открываю тетрадь и принимаюсь писать.

До своих шестнадцати я терпеть не могла сниматься. А если уж быть абсолютно точной, так до шестого июня тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Скажи мне кто еще пятого июня того же года, что через каких-нибудь десять лет я буду еженедельно выступать по телевизору, я бы только высмеяла его. Чтобы я когда-нибудь по своей воле встала перед телекамерой? Я, которая всем нутром ненавидит даже обычную фотографию и уж тем более всякую съемку?!