Летом сорок первого - [7]

Он был хитер и предельно осторожен. Не заводил компрометирующих связей. Никогда не пользовался дважды одним и тем же тайником. Не шел на личный контакт со связными. Выходил на двухстороннюю радиосвязь очень редко и в исключительных случаях, только когда требовалось срочно передать очень важные сведения. У него имелись надежные люди среди железнодорожников, летчиков гражданской авиации и моряков, которые, ничего не подозревая, за скромную плату охотно выполняли пустяковые просьбы и перевозили небольшие продовольственные посылки из столицы нуждающимся «дальним родственникам» и «знакомым», проживающим в приграничных городах или крупных портах. В тех вроде бы открытых посылках всегда имелись тайники, в которых Бертольд и отправлял добытую секретную информацию. А «родственники» и «добрые знакомые» по своим каналам переправляли их дальше, через границу. Бертольд следил за прохождением каждой своей посылки. Если она попадала к адресату, то берлинская радиостанция в субботу в ноль часов тридцать минут обязательно передавала эстрадный концерт для немцев, проживающих в Латинский Америке, и начинала его со старинных народных песен. А если в концерте звучала еще и немецкая классическая органная музыка, то она обозначала похвалу высокого начальства.

Бертольд был на хорошем счету у руководства. Он получал очередные звания по службе, был награжден правительственными орденами, крестом с дубовыми листьями. В берлинском банке ежемесячно откладывалось на его личный счет жалованье и денежные вознаграждения за особо ценные сообщения.

Однако в последние годы начало твориться что-то непонятное. Без предупреждения из центра на него вдруг вышли работники посольства. И не представители военной разведки, а имперской службы безопасности, подчиненной непосредственно рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Условились о связях, тайниках, Бертольд Франц Дельбрук передал, вернее, положил в тайник, добытые секретные сведения об испытаниях на военном полигоне новых противотанковых орудий. Через некоторое время в условном месте в телефонной будке Главного телеграфа, рядом с телефоном-автоматом с правой стороны на стене он увидел цифры «44», начертанные угольным карандашом вроде бы торопливо и небрежно, отчего они походили на эсэсовский знак, изображающий спаренные зигзаги молний. Условный знак обозначал, что «товар» принят. Бертольд вернулся домой в хорошем настроении. Риска, конечно, больше, зато стопроцентная уверенность, что сведения попали к адресату. Прошла неделя, вторая, месяц, Дельбрук напрасно настраивал ночью свой радиоприемник на волну Берлина. Радиостанция, как обычно, транслировала эстрадный концерт для немцев, проживающих в Латинской Америке, но не только не начинала его со старинных народных песен, но ни в середине, ни в конце они не зазвучали.

Озадаченный Бертольд запросил условным сигналом своих «почтальонов» из посольства о судьбе «товара», и получил утвердительный ответ, что, мол, все в порядке и ждем новых «посылок». Со второй важной военной информацией произошло то же самое. Бертольду с большим трудом и риском удалось узнать, что русские, после поражения в воздушных боях в небе Испании, срочно разработали новый тип истребителя, вооружив его не только, как раньше было, пулеметом, а еще и скорострельной пушкой, Дельбрук, естественно, ожидал похвалы за усердие. Но в радиоконцертах не только не зазвучала классическая органная музыка, но даже не запели народных песен. Обеспокоенный таким положением, Бертольд в условный час ночью вышел в эфир и сам отстучал запрос.

Ответ пришел очень скоро и через тех же людей посольства. Условным знаком они предлагали срочно посетить Донской монастырь и заглянуть в тайник. Бертольд тут же отправился в назначенное место и, соблюдая меры предосторожности, взял из тайника обыкновенную потертую спичечную коробку, внутри которой лежало послание. Дома он развернул послание – крохотную бумажку с рядами цифр, – расшифровал ее. Послание было кратким и начальственно сухим: его просили напрасно не беспокоить пустыми запросами высокое начальство и добавляли, что долг каждого немца, где бы он ни находился, служить родине и фюреру.

Бертольд сжег послание и, разминая пальцами пепел, думал о том, что у могучего абвера появилась не менее могущественная конкурирующая фирма в образе эсэсовской имперской службы безопасности, которая, помимо политической разведки, видимо, стремится прибрать к рукам и сугубо военную. Ему стало тоскливо и одиноко. Потянуло домой, захотелось подышать воздухом родины, увидеть и понять современную жизнь рейха, о которой он имел весьма смутные представления, хотелось во всем разобраться самому. Да к тому же положение его в России становилось небезопасным. Дельбрук, хотя и не имел прямых доказательств, но остро чувствовал, что вокруг него стягивается невидимое пока кольцо, что оно постепенно сужается и вот-вот захлестнет, как веревочная петля. Ночами он просыпался в поту, и ему мерещилось, что за окном мелькают тени людей. Притаившись, сжимая пистолет, ждал, что в дверь забарабанят, требуя отворить...