Лето Виктора Цоя - [17]

От джаза я получал необычайный кайф, мощный энергетический заряд. Я хорошо понимал и чувствовал эту музыку. Хотелось слушать ее и дома, и мне срочно потребовался магнитофон, а одним из лучших в те годы считалась катушечная «Комета». Я попросил денег у родителей, но выделенных ими средств не хватало, и пришлось сдать в ломбард роскошный костюм, который мне сшили на выпускной вечер. Получил немало – 600 или даже 800 рублей. И мечта сбылась – денег хватило и на магнитофон, и на десяток фирменных дисков. Первые мои записи – джазовые композиции ведущих музыкантов мира. Джон Колтрейн, Вуди Герман, Элла Фицджералд, Луи Армстронг… Таких имен я мог бы назвать порядка ста. Знал различные направления – авангардный джаз, джаз-рок, популярный джаз. Потом меня потянуло к истокам рок-музыки, к основателям такого направления, как ритм-блюз.

Круг истинных меломанов Москвы большими размерами не отличался, почти все друг друга знали. Если у знакомых появлялась пластинка, ее сразу же переписывали, как правило за деньги или по бартеру. Основные же сделки по обмену и купле-продаже происходили на черных рынках столицы. Их периодически разгоняли, но они возрождались, как птица Феникс. Пластиночных спекулянтов называли «дискачами», хотя о какой спекуляции могла идти речь, если у дисков не было госцены? И «фарцовщик» – тоже неправильный термин. Конечно, это был в определенной степени бизнес, столь ненавистный социализму. В нынешней терминологии – «малый». С другой стороны, заниматься им успешно могли лишь истинные знатоки и любители музыки. И лучшее доказательство отсутствия исключительно денежной подоплеки – многие сделки в ущерб материальному эквиваленту, с целью заполучить любимого исполнителя или желанный диск. А именно это и отличает настоящих коллекционеров. Да и немалую долю зарабатываемых денег мы вкладывали в те же диски, но уже для своей домашней фонотеки.

Рядом с местом, где позже построили две гостиницы «Белград», в те годы находился весьма известный комиссионный магазин. Там продавалась аппаратура – кино-, фото-, радио-, теле-. Частью практически «антикварная», частью – просто старая и сильно б/у, и лишь изредка попадалась дорогая импортная техника. В основном она шла мимо прилавка, но кое-что выставлялось, смущая граждан многочисленными нулями ценников. Около магазина всегда толпилась масса народу – в выходные, наверное, до тысячи. Люди кучковались по интересам: кто-то собирал монеты и марки, кто-то – коллекционировал антиквариат, кто-то фарцевал жвачкой (на жаргоне – «чуин-гамом») и джинсами. Ну а я и еще сотня таких же любителей западной музыки занимались продажей и обменом пластинок. Милиция никогда не могла навести там полный порядок, но в толпе шныряло множество дружинников, оперативников. Иногда кого-то уводили под белы рученьки в опорный пункт, обыскивали, допрашивали, составляли протоколы. Отнимали товар и деньги, заводили уголовные или административные дела по факту спекуляции. Хотя на фоне подпольной торговли шубами или валютой наш бизнес вызывал скорее удивление: подумайте сами, с какой стати пластинке стоить 30 рублей, если за 55–57 копеек можно купить отечественную и безо всякой очереди. С другими песнями, правда, но разве это важно? Вообще казалось странным, что такие деньги просят практически за воздух (за звук) и кто-то их легко отдает! Ненормальные! Впрочем, оперативники с большим стажем не сомневались, что от относительно невинных музыкальных забав до более серьезных провинностей и даже преступлений – один шаг. И были ох как правы.

В качестве нравоучительной профилактики меня однажды настойчиво привлекли на роль понятого при обыске пойманного местного валютчика. Хотя я всячески отнекивался, но фраза про «гражданский долг» звучала больно уж угрожающие. В опорном пункте сидел молодой парень с лицом столь же зеленым и мятым, как и баксы, которые извлекали из его носков. «Это уже на солидный срок тянет», – менты стращали бедолагу и смотрели на мою реакцию. Я же оставался совершенно невозмутим: я-то здесь при чем? Я никогда не буду заниматься этой «гадостью», а если и буду, то не попадусь.

Хотя на «дискачей» особо не охотились из-за малоэффективной последующей судебной волокиты, мы принимали разумные меры предосторожности: не расплачиваться на глазах у всех, а уходить на соседнюю улицу, не общаться с незнакомыми клиентами – могли попасться подсадные утки. Вдобавок многих оперативников мы уже знали в лицо, они знали, что мы их знаем, и отлавливали случайных людей, новичков… Подобное хрупкое равновесие сохранялось до начала очередной кампании, каких-либо показушных мероприятий и т. д. Тогда уж гребли всех подряд.

Однажды мой приятель Коля Рыжаков привел меня к легендарному Давиду – слабо видящему инвалиду первой группы, супермеломану. Сотни фирменных дисков, разбросанных по небольшой квартире, меня просто поразили. Моя коллекция по сравнению с этой казалась детской. Не менее подивился я способности Давида легко ориентироваться среди этого хаоса и быстро находить нужное. Именно на этих развалах я впервые увидел «родную» пластинку «The Beatles», впервые услышал их творчество в правильном звучании. Хорошо! Даже нет – просто здорово!