Лето в Михалувке и Вильгельмувке - [48]
— А брату в письме поклониться?
— Не надо ему кланяться.
— А может, поцеловать?
— Еще чего!
Нет, воспитатель совершенно не умеет писать письма. Лучше подойти к воспитателю, чтобы разлиновал листок, а напишет пусть потом кто-нибудь из мальчиков…
Стефан Франковский пишет, а Казик Франковский ходит ему перо макать — и даже, бедняга, не догадывается, что брат составляет против него ужасный обвинительный акт.
«Дорогие родители, мы здоровы, я вешу пятьдесят девять фунтов, а Казик пятьдесят два, и Казик плохо себя ведет. Мы едим пять раз в день, и Казик бегает за мальчиками, и кричит: „Ослиная голова!“, и всех задирает, а Пехович хочет отдать его под суд. Здорова ли Ядзя, и пусть мама напишет, чтобы он был послушный. До свидания».
А закончив письмо, Стефан говорит:
— Ну подожди, получишь ты от мамы.
Разные новости в письмах детей:
«Мы ходим за ягодами, поем, а воспитатель Б. играет на скрипке, спальня такая чистая, что ни одного клопа нет в кровати, я получил пятерку по поведению, мясо здесь каждый день, только в пятницу мяса не дают…»
«Мы видимся со Стахой, — пишет Янек. — Стаха вчера получила письмо, и она набрала четыре фунта, и я целую руки папули и мамули сто миллионов раз».
Есть в письмах и жалобы: мальчики обзываются, дерутся, портят домики, грустят «за мамой и папой».
И вопросы: нашел ли дядюшка работу, лопнул ли у Манюси чирей, здоров ли уже Янусь, были ли крестины и как назвали малыша?
И распоряжения: пусть Вицусь уже не пишет, потому что я не успею прочитать, пусть Полек принесет мне на станцию новую шапку, пусть мама передаст от меня поклоны всем-всем из нашего коридора.
А полковник Сухта спрашивает, сдает ли Кароля книги в библиотеку, потому что если нет, то пусть она его оттуда выпишет, так как нельзя держать книги дольше двух недель.
В письмах родителей есть советы и напоминания: слушайся воспитателя, будь хорошим мальчиком; и новости — чаще всего веселые, чтобы не портить детям отдых.
Папуля здоров, Манек работает, ему обещали платить пять рублей в месяц, а Владзя написала Каролю в Кельце, чтобы прислал зимние ботинки, потому что эти уже порвались и зимы не переживут.
Изредка только: «Мое здоровье не очень… — Это мама жалуется. — У Шпаковских умер малыш… — И заботливый вопрос: — Ты там не грустишь, не скучаешь по дому?»
А иногда дома скучают.
«Давай возвращайся уже, — пишет Стефан брату, — а то мне тут не с кем драться».
А Якубовский — и это достойно отдельного упоминания — написал однажды, что ему тут хорошо, но вечером, бывает, «найдет тоска, и тогда мысли уносятся домой, к любимым».
Ах, с каким нетерпением ждут мальчики писем из дома!
Когда трое братьев Гаевских получили письмо, то каждый хотел его прочитать, подрались, письмо порвали, потом только помирились, собрали письмо из кусочков и прочитали не без труда, потому что оно было довольно сильно помято.
Бочкевич, ложась спать, каждый вечер задает один и тот же вопрос:
— Господин воспитатель, вы, конечно, скажете, что я ужасный зануда и что вы меня уже терпеть не можете, но как вы считаете: получу ли я завтра письмо?
— Пять писем получишь, только ложись скорее.
— Вы так говорите, только чтобы от меня отвязаться, — продолжает Бочан, взбивая уже в десятый раз подушку и расправляя какую-то складку на простыне.
Пока какой-то мальчик не крикнет ему:
— Бочан, ты ляжешь или нет? Из-за тебя господин воспитатель не может начать сказку!
И каждый раз во время написания писем кто-нибудь обязательно прольет чернила. На второй неделе чернила пролил Баласиньский, тот самый, который первым бросился в атаку.
Глава двадцатая
На поляне. — Лапта, змей и шашки. — Сказки о драконе.
Между колонистским леском и большим лесом есть поляна. Если погода не очень хорошая или нет времени на прогулку вглубь леса, мальчики идут на поляну, и каждый делает, что хочет.
Некоторые играют в лапту. В лапте кто-то теряет очки, а кто-то зарабатывает. Здесь есть капитаны, игроки, город, пригород, кон[27], выкупы[28]; здесь есть подавальщики[29] и метальщики[30]; есть даже такие, которые ловят мяч с лёту одной рукой.
Здесь мячики теряются, лопаются; кто-то может сглупить, и из-за него теряются очки; а кто-то специально подставляется, чтобы очки отобрать. Те, кто заработал очки, шапки подбрасывают вверх от радости…
Где-то в сторонке бег наперегонки, салки и, наконец, воздушный змей.
Ветер сильный, значит, змей хорошо взлетит — он большой, из холстины, натянутой на рамку из дощечек, и хвост, наверное, локтя три.
— Взлетит?
— Не взлетит.
— Взлетит!
— О, летит!
— О, падает!
— Нехороший ветер.
Ветер хороший, только у змея маловато веса в хвосте. К хвосту привязывают четыре холщовые шапки — для веса.
— Теперь взлетит.
— О, летит.
— Как ровно летит!
— Тяни за веревку.
— Не тяни.
— Ой, какой маленький.
— А какой хвостик!
— А шапок уже и не видно…
— Хочу тоже высоко-высоко, как этот змей.
— Может, еще вырастешь, подожди…
Неподалеку мальчики играют в змея: берутся за руки, двадцать-тридцать человек, самые сильные ведут, закручивают, разворачивают змея; чем ближе стоишь к концу, тем сложнее тебе успевать за остальными, и вот весь хвост — десять мальчиков — отрывается и шумно валится на землю.
