Лето в Михалувке и Вильгельмувке - [36]

Так или иначе, скорлупа от яйца была причислена к инвентарю Насосного моря. А как адмиралы распорядились ею дальше? Не могу сказать, не знаю ее дальнейшей судьбы.

Глава десятая История трех кроватей. — Проклятые духи колонии. — А все-таки они исправились.

Когда вечером воспитатель открывает дверь, тот, кому удастся первому заскочить в спальню, победно объявляет:

— Сегодня я первый!

У первого есть бесспорные привилегии: он занимает лучший кран в умывальной, у него самая сухая тряпка для вытирания ног, он быстрее всех окажется в кровати и сможет с сознанием своего превосходства подгонять остальных:

— Ну, копуши, давайте ложитесь! Сколько вас можно ждать!

Следует добавить, что чем раньше все мальчики лягут, тем дольше воспитатель будет рассказывать сказку. А сказки есть сказки: одни более интересные, другие менее — заранее не угадаешь. Может, как раз сегодня будет хорошая сказка, а воспитатель прервет ее на самом интересном месте — мол, поздно уже, завтра закончим. Вот этого мальчики больше всего не любят. Лучше, если воспитатель расскажет целую сказку и еще что-нибудь коротенькое в придачу.

Сегодня должна быть не сказка, а настоящая история — история о трех мальчиках из предыдущего заезда; понятно, что месяц назад в этой же спальне на этих же кроватях спали другие мальчики, которые носили те же самые рубашки, пили молоко из тех же стаканов и точно так же запускали воздушного змея, играли в шашки и в мельницу.

Теперь те мальчики уже в Варшаве, но воспоминания о них остались. И воспитатель сегодня расскажет историю трех кроватей. А внимательнее всего слушать будут Чещо Грычиньский, Тшесьневский и Кароль Заремба, потому что именно на их кроватях в предыдущую смену спали мальчики, о которых пойдет речь.

Дело было так.

Спустя несколько дней после приезда мальчики пошли в лес. Тогда было еще много земляники. Одни сразу съедали сорванные ягоды, а другие собирали в шапки.

Ясек был маленький и слабый, при этом еще и заика. Он собрал много земляники в шапку, очень этим гордился и всем показывал, как много земляники он собрал. И вот эти три мальчика, которые спали на девятой, двадцать третьей и двадцать восьмой кроватях, вырвали у Ясека из рук шапку, съели землянику, а шапку бросили в кусты. И еще пригрозили поколотить, если пожалуется воспитателю.

Свидетели этой ужасной сцены были возмущены, назвали их ворами и решили больше с ними никогда не играть и руки им не подавать. Ничего удивительного, что эти трое почувствовали себя униженными и одинокими и могли только мешать другим мальчикам в играх, задирать товарищей и цепляться ко всем подряд.

Когда дело наконец дошло до суда, оказалось, что они успели обидеть целых четырнадцать мальчиков, которые жаловались даже в письмах к родителям: «Мне было бы здесь хорошо, если бы мальчики не дрались и не обзывались», «Я хочу домой, потому что тут есть мальчики, которые толкаются, не дают играть и говорят плохие слова».

Как проклятые духи они бродили по колонии и сеяли слезы и жалобы, ненависть к ним копилась.

Разве можно позволить, чтобы какие-то негодники нарушали покой целой колонии, не следует ли отослать их домой? Однако не стоит забывать, что эти три негодных колониста — в то же время бедные, заброшенные дети, и колония как раз должна и может их исправить.

В начале смены, когда все собираются на вокзале, у самых плохих мальчиков самые грязные уши и самые длинные ногти, потом они реже всех получают письма из дома, а в обед кидают самые жадные взгляды на свою порцию. В колонии нет богачей, но ведь и бедность бывает разная. Из этих троих ни один не ходил в школу, и в Варшаве они делали что хотели.

Первый — Казь. Его отец работал на фабрике, заболел и потерял место. Из-за чего отец подал в суд на владельца фабрики, Казь толком не знает, но у фабриканта был адвокат, и отец проиграл дело в суде. Другое место он, наверное, не получит, так как, чтобы его получить, нужно угостить или подкупить мастеров. Отец у Казя хороший, он если ударит кого-то из детей, то сразу жалеет об этом, плачет и идет на исповедь, потому что бить — грех, так он говорит. А детей шестеро. А зарабатывает только одна Эмилька. Когда зимой один ребенок у них умер, то лежал дома четыре дня — не было денег, чтобы его похоронить.

Второй из троицы — Юзь. У Юзя отец лежит в больнице, потому что, когда катили тяжелую бочку в погреб, бочка прокатилась по его ноге и раздробила кость. Отец с матерью у Юзя плохо живут; у отца есть брат и сестра, которым он дает деньги, а мама сердится. Брат с сестрой зовут отца пить пиво, настраивают его против мамы, и отец потом возвращается такой злой, что просто ужас, и уговаривают его выносить из дома вещи и продавать.

А у третьего — на его кровати сейчас спит Чещо, — отца и вовсе нет, точнее есть, но он ушел и неизвестно куда подевался. Мама зарабатывает мало — у нее слабость. Иногда они целую неделю едят сухой хлеб с чаем. Когда он был маленький, то ходил в детский сад для бедных и сирот, но там была нехорошая воспитательница, за малейшую провинность била линейкой по голове. А теперь он ходит на площадь, где строят часовню, и водится с мальчиками, которые играют в карты и курят папиросы. На площади он подружился с Юлеком — самым плохим из всех. Дедушка даже купил за два злотых кусочек земли, чтобы его внучек сеял и сажал, а не водился бы с хулиганами. Еще дедушка купил в рассрочку машину, чтобы вязать чулки для сестры, но за машину нечем было платить, и ее забрали. Брат в учениках у слесаря, ему еще год учиться. А остальные — маленькие дети, самый младший только начинает ходить…