Лето страха - [18]

— Прекрасная одежда, — сказал я.

— Ты арестован за... за... за...

— За что, Марти? Опусти пистолет.

— За взлом чужого жилища и...

Я протянул руку. Подчиняясь исключительно интуиции, отвел дуло револьвера от своего лица и, обойдя Марти, вернулся в спальню. Оттуда я взглянул на Марти и не узнал его: он по-прежнему стоял перед зеркалом, плечи его поникли, руки повисли вдоль тела, а на лице застыло выражение полнейшего замешательства.

— Разговоры о взломе и ограблении — чистое дерьмо, — сказал я. — Если уж ты действительно собираешься арестовать меня, то не иначе как за убийство Эмбер. Но в таком случае тебе придется объяснить, что ты делал здесь сегодняшней ночью и — прошлой тоже. Я видел тебя, Марти.

Пэриш повернулся и прямо посмотрел мне в лицо. У него был взгляд человека, который видит не далее чем на фут перед собой.

— Все это не так, как ты представляешь себе. Ты не осознаешь того, что видишь.

Я не смог удержать улыбку.

— И что же такое, черт побери, я вижу, Марти?

— Я не делал этого. Клянусь Богом, не делал.

— Кто же тогда сделал это?

— Клянусь Богом, не знаю. — Он поднял револьвер — «магнум» сорок четвертого калибра с двухдюймовым дулом, который я всегда считал до нелепости громоздким оружием, — и принялся изучать дульный срез.

В какую-то долю секунды у меня в голове промелькнула мысль — он собирается покончить с собой! — но он тут же уронил руку вдоль тела.

В жизни найдется не так уж много ситуаций, подобных этой, которые могли бы так сильно испугать, как пьяный мужик в трусах и с револьвером в руке.

— Марти, где твоя одежда?

— Под кроватью.

— Под кроватью?..

— Да, я был...

В наступившей короткой паузе перед моим мысленным взором замельтешила вереница столь странных предположений, что я едва успевал удерживать их в себе.

— Ну так одевайся и пошли отсюда. Думаю, мы оба нуждаемся в разговоре.

Пока Марти одевался, я проверил душ и ванну: за последние несколько часов ими явно никто не пользовался, если, конечно, после пользования их основательно не вычистили. Персикового цвета полотенца Эмбер были совершенно сухи. И раковина — тоже. И под трубой не оказалось даже следов влаги.

Я вернулся в спальню, оторвал от кончика кисти нового половика пару ниток и засунул их в бумажник между двумя банкнотами. Потом подошел к стене и потрогал свежий слой краски, скрывшей надписи прошлой ночи. Чемоданы Эмбер все так же стояли у порога. Я просмотрел их содержимое. Самые необходимые вещи, какие обычно люди берут в дорогу! Но куда она собралась ехать?

Заправляя рубашку, Марти искоса наблюдал за моими действиями. Снедаемый любопытством, я встал на колени и заглянул под кровать. Ничего не увидел, кроме маленького плоского квадратного предмета, который лежал в нескольких дюймах от моего носа. Взяв его за уголок, я понес его в ванную. Оказалось, это то самое, что я и предполагал: склеенные воедино три эластичные завязки, которые вы получаете вместе с мешками для мусора. Их я тоже спрятал в бумажник. Внезапно меня словно окатило сильным ветром. Пошарив руками по ковру рядом с тем местом, где лежала Эмбер, я на ощупь обнаружил то, чего никогда не разглядел бы глазами. Это был крохотный винтик, вроде тех, которыми пользуются ювелиры и часовщики и который зарылся в волокна берберовского ковра. Кончиками пальцев я извлек его, осмотрел покрытие из красноватой меди и — опустил в футляр для ручки, с которой не расстаюсь. Там у меня хранится уже целая коллекция аналогичных винтиков-шпунтиков, поскольку мои собственные очки то и дело разваливаются и мне частенько требуются запчасти.

Мы спустились с холма и вошли в один из пляжных баров. Он стоит прямо на песке, и из него можно любоваться белой водой, темным горизонтом, чистым, искрящимся звездами небом. Вода, правда, совсем не белая, а бледно-фиолетовая и словно светится изнутри.

Я был под хмельком и протрезвел в тот самый миг, когда припарковал машину у дома Эмбер. Но Марти оставался основательно пьяным и не хотел останавливаться на достигнутом. Он заказал себе двойной бренди. Я предпочел кофе.

— Сначала ты говори, — сказал я. — Как ты оказался там прошлой ночью?

Марти одним глотком опорожнил половину бокала.

— Она никогда не выходила у меня из головы, — сказал он. — Я так и не выбросил ее из своей жизни, — повторил он то же самое, но другими словами. — Он смотрел на меня и держал в поднятой руке бокал. На его большом пальце красовалась нашлепка из пластыря. Бритвенный порез оставался на прежнем месте — косая корочка проходила прямо по кадыку. — Поэтому я позвонил ей, но услышал лишь голос на автоответчике. И тогда я решил послать все к черту и поехать к ней. В последнее время мы с Джо Энн что-то не в ладах. Я привык любить ее, но сейчас не знаю, люблю ли. Извелся весь, постоянно думаю о том, что с нами будет.

«Хорошо, что Марти пьян», — неожиданно подумал я.

— И это через пятнадцать лет после того, как у тебя с Эмбер все закончилось? — спросил я.

— Да. А для тебя и вовсе все двадцать. Признаюсь, Монро, крепко я тебя тогда ненавидел.

— Я знаю. Но замуж-то она все равно вышла не за меня, а за тебя.

— Да. Один счастливый год. А потом она ушла.