Лето страха - [17]

— Как красива сегодня наша Леди Каньон! — сказал я.

Всхлипывания прекратились. Изабелла глубоко вздохнула, и я почувствовал, как она содрогнулась.

Она тоже любуется фейерверком!

Трудно описать, что я чувствовал тогда, стоя на коленях около Изабеллы. Знаете ли вы это чувство полной беспомощности, когда тот, кого вы любите, сильно страдает, а вы ничем не можете помочь ему? Проклинали ли вы когда-нибудь Бога за то, что Он сделал? Содрогалось ли ваше сердце от такой сильной любви и одновременно от такой ярости, что чувства эти сливались воедино и вы не в состоянии были отделить одно от другого?

И еще позвольте мне сказать вам следующее: не имеет значения, каково мое отчаяние, я знаю, оно не идет ни в какое сравнение сее отчаянием; я знаю, я следую за ней по надежным сходням, тогда как ее непреодолимой силой влечет в глубокую темную воду. Изабелла — тот человек, с которым все это случилось; Изабелла переживает весь этот кошмар. Изабелле, не зависимо от того, что чувствую и говорю я, суждено пройти через все это в полном одиночестве. И она знает об этом.

— Ну вот и прошла моя вспышка, — наконец сказала она. — Что у нас на д-д-десерт?

* * *

К девяти часам я перемыл посуду, помог Изабелле раздеться, уложил ее в постель и почти прикончил бутылку вина. Сердце мое билось все быстрее и быстрее — с болью ощущал я его сумасшедший ритм. Я представил себе, как морской ветер ударяет мне в лицо, как мимо проносятся различные предметы. Я был ничем не стесненным духом, который вместе с ветром несется по каньону Лагуна. Я был созданием, лишенным всякой совести. И был свободен.

Я поцеловал Изабеллу и пожелал ей спокойной ночи.

— Только не задерживайся, — попросила она. — И не улыбайся грудастым блондинкам.

— Не беспокойся, я буду хорошим.

Глава 6

Я поехал в южную часть Лагуны и припарковался, не доехав сотни ярдов до уединенного особняка Эмбер. Он выглядел точно так же, как и прошлой ночью. По-прежнему из глубин его пробивался лишь один-единственный слабый огонек. Рубен Зальц явно не входил в ее спальню, нет, ну конечно же нет! Он остановился в дверях, позвал ее, ответа не получил, может быть, поднялся до середины лестницы, и тут смутный страх от пребывания в чужом доме без приглашения повернул его назад.

Я отхлебнул из фляжки. «Со всей моей любовью. Изабелла».

Внутренний голос подсказывал мне уматывать отсюда, возвращаться домой, ко «всей своей любви», и вообще попробовать спасти себя. Но голос этот был слаб и заглушен алкоголем. Да, мне нужна любовь Изабеллы, но я хочу и еще чего-то большего. Сейчас мне необходимо заполучить тот самый другой мир — мир скоростей, мир без истории и без совести.

Я вынул из багажника перчатки и надел их.

Вниз по тротуару, через калитку, по круглым бетонным плиткам, за угол дома и — во внутренний дворик...

Та же половина луны, как и накануне, ну, может быть, чуть более яркая.

Стеклянная дверь плотно прикрыта, сетчатая — тоже. Я надавил пальцем на сетку — образовалась щель и тут же плотно сомкнулась.

Оказалось, и дверь и перегородка не заперты. По тому, что их невозможно запереть снаружи, я понял: тот, кто побывал здесь после вчерашней ночи, не хотел, чтобы его увидели выходящим через парадный вход.

Рубен?!

Я отодвинул обе двери и ступил внутрь. Подошел к лестнице и стал подниматься. На лестничной площадке на минуту остановился, чтобы послушать, не посылает ли мне дом каких-то сигналов. Внутренний голос снова велел мне уносить ноги. Я заглушил его и двинулся прямо к двери в спальню. Снова на лбу запульсировала жилка. Я вошел в комнату, щелкнул выключателем.

Постель оказалась убранной.

Стены и зеркало сияли первозданной чистотой.

На том месте, где в последний раз я видел Эмбер, лежал новый половик. Эмбер исчезла.

Внутри меня словно всколыхнулось адское нечто, понеслось вместе с кровью по жилам, испепеляя меня, — ощущение такое, будто все мои клетки разом заработали в отчаянной попытке съежиться, убраться, спрятаться внутрь себя. В нос ударил какой-то сильный запах, но мне понадобилось не более секунды, чтобы понять, что это такое. Свежая краска.

Я заметил новый коврик у себя под ногами. Опустился на колени и приподнял его. Пятно. Но пятно — такое слабое, что оно не видно совсем, если чуть податься в сторону и посмотреть на него под другим углом. А может, это и в самом деле просто тень? Я положил половик на место — в точности туда, где он лежал.

Лишь теперь я осознал, что едва дышу. В ванной включил свет, чтобы увидеть в зеркале свое потное, пожелтевшее лицо. Глаза принадлежали кому-то, кого прежде я никогда не встречал, да и не хотел бы встретить.

В этот миг, когда я смотрел на себя в зеркало, дверь позади меня с грохотом захлопнулась, и я ощутил жесткую сталь револьверного дула, уткнувшегося в основание моего черепа.

— Поворачивайся. Только медленно.

Я узнал этот голос. Одновременно со звуками перед моими глазами возникло лицо его обладателя. Родилось такое ощущение, что моя башка вот-вот взорвется изнутри. Я очень медленно повернулся и развел пустые руки.

— Привет, Марти, — сказал я.

— Монро...

Мартин Пэриш выглядел еще хуже моего. От него пахло джином. На нем были трусы и — больше ничего.