Лето столетия - [3]

– Хм, – только и услышал Лев Иванович от своей жены, тайно надеясь, что это «хм» не услышал Шура.

– Будет сделано! – ответил водитель, не оборачиваясь, и, лихо обогнав упряжку лошадей при выезде на Новинский бульвар, погнал в сторону вокзала. Лев Иванович улыбнулся своей маленькой победе над упорством супруги. Так скромно, чтобы она не заметила его торжества.

Вообще, конечно, не об автокеросине для трудящихся заботился Лев Иванович, просто… Он бы и сам, наверное, не объяснил, почему не хотел ехать в Вершки на автомобиле. Как-то это «не то всё…». Он бы так и сказал своей супруге, но разве б она поняла? Лев Иванович заслужил в этом году отпуск, он многое сделал для страны, взять хотя бы его эксперимент с зерновыми – или срочную (за три недели!) правку последней монографии Пржеленского. Да он несколько частей, если не всё, переписал у этого задиралы из Аграрного института Комакадемии! И, конечно, тот даже не подумал поблагодарить! Нет уж, Ниточкины поедут отдыхать в Вершки на пару месяцев, пусть всё будет правильно.

Крупное здание Белорусско-Балтийского вокзала показалось за старыми купеческими домами улицы Горького, и Шура начал сбавлять скорость. Он подогнал таксомотор прямо к главному входу в здание вокзала, выключил двигатель и, скоро спустившись, приоткрыл заднюю пассажирскую дверь.

– Прошу, товарищ академик!

– Благодарствую, голубчик, – ответил Ниточкин.

Его жена спустилась со ступеньки молча.

– Ну, я поехал? – спросил Шура.

Настасья Прокловна последний раз с надеждой взглянула на мужа, но Лев Иванович был непреклонен.

– Бывайте, Шура! До встречи: если не вызовут, то увидимся в августе.

– До встречи, товарищ академик, – улыбнулся Шура, поправив на своей вихрастой голове кожаную кепку. – Хорошего отдыха!

Стремительно он забрался на сиденье водителя и был таков.

– Ну, голубушка, теперь пойдём к нашему локомотиву, – сказал Лев Иванович жене и подозвал носильщика. Тот поднял один чемодан. Затем второй. Академик было двинулся вперёд, но остановился.

Свою сумочку молча сжала в руках его жена.

– Я с тобой, Лёва, несколько минут разговаривать не буду. Ты мог сказать шофёру, чтобы мы поехали на автомашине. Тем более что нам это бесплатно.

Лев Иванович не стал напоминать супруге, что бесплатно это не им, а ему, а потому, торжествуя, взяв Настасью Прокловну под локоток, настойчиво повёл её через главный вход вслед за носильщиком. Вокруг бегали и суетились самые суетливые люди в этом мире – приезжие пассажиры поездов, конечным пунктом которых значилась Москва.

Локомотив

Локомотив. Академик Ниточкин почему-то очень любил это слово. Ло-ко-мо-тив! Слышалось что-то в его слогах невероятно совершенное, самое лучшее из того, что может сделать человек.

– Два билета на локомотив до Вершков, будьте любезны.

Лев Иванович и Настасья Прокловна благополучно купили билеты и с помощью носильщика определили, куда идти. По перрону они прошли без приключений и так же легко поднялись в поезд и нашли свои места в вагоне.

Настасья Прокловна только устала немножко, а потому купила у мальчишки газету, но отнюдь не для того, чтобы читать её. Свежему номеру «Труда» предстояло поработать веером. А потому передовая статья о гигантах машинной индустрии в Магнитогорске и Кузнецке оказалась смята и сложена в изящный веер гармошкой. Настасья Прокловна всё ещё с обидой смотрела на супруга. Тот делал вид, что не обращает на неё внимания, хотя прекрасно знал, что Настасья Прокловна злится. Уткнувшись в немецкое издание «Agrartechnik als Wissenschaf», Лев Иванович делал вид, что бегло читал готический шрифт. Для солидности он даже переворачивал страницы, смысл которых ускользал от него.

– Лев Иванович, ну полно-те дуться! – сдалась первая Настасья Прокловна.

За столько лет академик научился тонкому мастерству – не улыбаться торжествующе и ярко, когда жена его сдавалась. А торжествующе улыбнуться хотелось невероятно.

– Я и не дуюсь совсем, это ты со мной разговаривать не захотела, – примирительно заметил опытный семейный стратег.

В этот момент прозвучал гудок паровоза и локомотив тронулся. Но только Настасья Прокловна уже было решила, что ехать им предстоит вдвоём, как в тот момент, когда колёсные пары паровоза пришли в движение, в их отсек вошёл незнакомый никому из Ниточкиных самоуверенный человек с коротко стриженными светлыми волосами и лучезарной улыбкой.

– Доброе утро, страна! – почти как диктор Всесоюзного радио произнёс он.

Что-то промямлила Настасья Прокловна, Лев Иванович вежливо поклонился.

– Разрешите представиться, репортёр «Гудка»! Газета Наркомата путей сообщения, Москва, Яков Саулович Шмальков. Очень рад с вами познакомиться!

– Лев Иванович и Настасья Прокловна, – представился за двоих академик, не назвав почему-то своей фамилии.

Настасье Прокловне журналист «Гудка» не понравился.

– А для начала – обозначим тему. Как вы знаете, в конце лета состоится Первый съезд советских писателей. Вы, надеюсь, читали Максима Горького? – весомо объявил Шмальков и, по-хозяйски кинув блокнот на стол, уселся рядом с женой академика.

Воцарилось молчание – никто не отреагировал на вопрос о Горьком. Оно бы длилось ещё долго, если бы не появился контролёр. Лев Иванович с почти молодецкой готовностью протянул ему билетики, будучи несказанно рад возможности спастись от неловких вопросов. У Шмалькова билета не оказалось.