Лето разноцветно-косолапое - [34]
Ну, не буду описывать встречу. Всё было — и смех, и слёзы, и поцелуи, и шлепки. Достался выговор и самой Ксюше — от крёстной. Хотя, в общем, чего уж там? Сами уже все всё за эти два дня поняли. Не надо терять и не надо теряться! Мало ли что мать сгоряча скажет. Мало ли что ребёнок сглупу решит. Никого нет роднее родных!
Камчатберлогстрой
Самое красивое время года — золотая осень. Пускай медведи не знают, что такое золото, но красоту, конечно, понимают. Жёлтым, красным, оранжевым, лиловым горели на солнце поляны и сопки, деревья и травы.
Погода словно бы извинялась за не очень-то тёплое лето. Да, летом были и дожди, и туманы; был и настоящий тайфун, с воем рвавший листву и ломавший старые деревья, хлеставший дождём напросквозь, — заставил он помокнуть и подрожать разноцветную медвежью компанию.
Зато теперь ветерок веял ласково, шелестя сохнущей рыжей листвой. Благодать! Поспели рябина, шиповник, брусника. Цейлонский медвежонок Бхалу очень забавно ел бруснику: вычёсывал ягоды из кустиков длинными когтями и всасывал через вытянутые губы. А потом громко чавкал. От удовольствия у него даже шерсть на ушах дыбом становилась! Рыжая шерсть.
— У-у, вот кто я, оказывается, — осенний медведь! — воскликнул Бхалу однажды. — Цвета рябиновой листвы! Когда я вырасту, возьму себе имя Шарада — Осень. Я и родился в октябре. И почему в джунглях нет такой рыжей осени?
— А что, у вас там все медведи такие рыжие и лохматые? — спросила Аксинья Потаповна.
— Ну-у, нет, губачи все лохматые, но тёмные. Рыжие только отец и я. Некоторые на нас дразнятся, но это они от зависти. Ведь правда, рыжим быть — красиво?
Никто и не спорил. Вокруг было рыжо, и было очень красиво. Вовсю цвели осоты, покачивались тяжёлые пуговки пижмы, белые букетики тысячелистника. Ещё ловилась в реке вкусная рыба кижуч.
Всякий медведь в эту пору наслаждается жизнью: гуляет, накапливает жирок к зиме, благо скатерть-самобранка под ноги стелется. Наелся — покатайся-поваляйся, поиграй; почувствовал аппетит — ещё поешь, сколько брюхо вместит. (Похудеть за зиму успеешь.) Хорошеет медведь день ото дня — как раз и шерсть новая отрастает, густая и тёплая.
Но Аксинья Потаповна уже беспокоилась: вон плечи вулкана уже белой шалью покрылись, скоро заморозки, а у неё среди пионеров есть и южане, теплолюбы. Пора бы загодя о берлоге подумать. Своя-то берлога у Потаповны имелась — хорошая, сухая, где она провела уже не одну зиму и могла бы перезимовать ещё не раз, после небольшого ремонта. Но весь отряд там, конечно, не поместится. И конечно, медвежат учить надо, как строить зимнее жилище. Это ведь целая наука — берлогия.
— Из чего её делать, берлогу? — удивился Умка. — Ещё и снега-то нет. И вообще, не мужское это дело — берлоги копать.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась вожатая. — Почему это не мужское? А где же спят ваши мужики, кто им роет берлоги?
— Мы зиму не спим, — гордо сказал Умка. Он явно причислял себя к настоящим мужикам. — Зимой у нас самая охота. На море льды, а на лёд вылезают тюлени. Надо подкрасться и сцапать его. — Умка хищно облизнулся. Сам он ещё ни одного тюленя не поймал, но строил из себя матёрого добытчика. — Зимой у нас хорошо. Снега белые-белые, чистые-чистые. Правда, солнце на несколько месяцев прячется — это полярная ночь. Зато звёзды и луна светят, да ещё радужное сияние на небе играет — залюбуешься. Приплывайте к нам смотреть.
— Всё-то у вас там полярное — то день полярный, то ночь полярная, — покачала головой Панда. — А полярное утро бывает?
Умка пожал плечами: не верите — как хотите.
(Белый медвежонок не ответил на вопрос, придётся пояснить за него. Весной и осенью в полярных широтах сутки проходят обычно — дни перемежаются ночами. Весну «полярным утром» не называют. Но первому восходу солнца после полярной ночи рады все — и люди, и медведи.)
— А берлога? — спросила Аксинья Потаповна. — Как у вас всё-таки с берлогами?
— А берлогу себе мамы копают. Под снегом. Я родился в берлоге. Уютно было. Мама большая, тёплая, добрая. Язык у неё ласковый. — При этих воспоминаниях голос Умки мужественно дрогнул. — Но теперь я большой, в берлогу не полезу — пойду в море на промысел!
— Надо же, — подивилась Аксинья Потаповна. — Никогда не думала, что можно берлогу из одного снега соорудить. Хорошо, кто ещё расскажет, какие где берлоги?
Тедди почесал затылок:
— Берлоги как берлоги. Под корнями. А вообще-то мать говорила, что хочет бросить зимний сон. У нас теперь деловые медведи к людям ходят кормиться. За зиму даже толстеют. — Но, увидев гримасу Аксиньи Потаповны, Тедди поспешил добавить: — Нет, я её, конечно, отговорю…
— А мы с мамой от людей прячемся, — сказала Пай Сюн. — У нас пещера под камнями. Однажды к нам человек сунулся. А мы из глубины как завоем, зарычим, как зашипим! — Тут Панда издала жуткий неслыханный вопль, от которого все медвежата поневоле вздрогнули. — Ну, этот лазутчик подумал, что в пещере живёт дракон, и убежал. Я вырасту, найду себе другую пещеру, где ребёночка нянчить. В горах Чин Лин много пещер.
Умка и Тедди фыркнули: о чём мечтает — ребёночка нянчить, девчонка! А Бхалу промолчал серьёзно. Губачи — примерные отцы. Другому медвежонку родного папочку разве что мать издали покажет. А маленького Бхалу рыжий папа учил и по деревьям лазить, и Муравьёв добывать, и сказки ему рассказывал, и даже на своей лохматой спине катал. Вот как возит Коалу Аксинья Потаповна. И нечего тут фыркать.
