Лето радужных надежд - [8]
Богдан просто болтал, рассуждал вслух. Не спрашивал ее совета. Алена и не советовала ничего, она сидела вполоборота, смотря на перламутровую пелену капель, но, как оказалось, слушала. Она посмотрела на него так, словно понимала, словно чувствовала его горячую жажду, его бег, бег, бег: успеть все, попробовать все! Достичь, успеть, одолеть! Будто слышала шепот его сомнений. Будто вобрала его целиком синими глазищами, оценила и узнала точный ответ.
– У тебя все получится, что ты захочешь. Ты такой человек, – сказала она.
Невероятно, но он ей поверил. Казалось бы: тоже эксперт! Какая-то девчонка, на шесть лет его младше, что она может сказать… Но не только в ее тихом голосе – в этой минуте, окруженной дождем, в этом моменте – была правда, была подлинность. Укол волшебства.
Через час Богдан проводил ее до дома. Ее мать вернулась с работы, дверь была открыта. Алена пригласила его зайти. Квартирка в полуподвале гордо выставила два больших, блестевших стеклами шкафа с книгами. А в остальном – бедно и голо. Доски на полу выщербленные. Тряпки на кухне стираные-перестираные. Вместо стульев – дешевые табуретки. Даже телевизора не было, только пластиковый коробок радио. На окне – вровень с травой за окном – звонкий полк стеклянных банок. Мать, маленькая и щуплая женщина в серой кофте, смотрела на Богдана настороженно, как на начальство, и торопливо благодарила.
Богдан подошел посмотреть, что за книги. «Последний из могикан», «Одиссея капитана Блада», «Признания Мегрэ», «Черная стрела»… Рафаэль Сабатини мешался с Фенимором Купером, Сименон – со Стивенсоном, рядом шел Сенкевич, Иван Ефремов, братья Стругацкие, черные переплеты Конан Дойля. Здесь стоял crème de la crème книжного дефицита. То, ради чего набирали двадцать килограммов макулатуры и тащили ее коробками, связками на приемный пункт, или заводили полезные знакомства, устраивали цепь обменов, или просто покупали с переплатой в десять и двадцать раз. Вот вожделенные тома «Проклятых королей» Дрюона, вот красные корешки Агаты Кристи – за каждый томик, купленный с рук, отдай тридцать-сорок рублей, пятую часть зарплаты – на пергаменте они, что ли? Сборники «Английский детектив», «Американский детектив» и так далее. «Анжелика и король», «Анжелика и то», «Анжелика и се» – толстые корешки французской разлюли-малины. Четырехтомник Александра Грина, который Богдан и сам мечтал раздобыть. Героический Киплинг. Два десятка разнокалиберных книг Дюма – от незабываемых «Трех мушкетеров» до необязательных виконтов, шевалье, монпансье, стоивших, тем не менее, ого-го сколько.
– Да у вас тут сокровища! – присвистнул Богдан.
Алена вскинула голову, посмотрела на него тревожно. Различила подкладку иронии.
– Это Аркадий Игнатьич покойный наш собирал. Книжка к книжечке. Говорил: лучше я ботинки себе не куплю, чем от книги откажусь, – с уважением и даже с благоговением произнесла мать Алены. – И нас с дочкой тоже не баловал. Правильно. Тряпки-юбки – что? Износятся. Котлету съешь и забудешь. А книги – вот они! – она суетливо смахнула со стекла видимую ей одной пыль. – Золотые наши. Теперь Аленке наследство.
На одной из полок стояла бумажная, без всякой рамки, фотокарточка покойного библиофила. Он был немного похож на актера Яковлева: выдвинутый острый подбородок, взбитый хохолок в окружении залысин. Радостный и пронзительный взгляд фанатика. Богдан еще раз оглядел книжные шкафы и понял то, что с самого начала зудело на краю сознания: эта библиотека была грандиозной, шикарной каруселью развлечений. Идеал для вечернего отдыха в мягком кресле. Ни единого тома классиков. Ни Пушкина. Ни Чехова. Ни Шекспира. Ничего, что читающие люди назвали бы сокровищем без иронии.
Если бы Богдан попал в такой дом в иных обстоятельствах, он бы обходил его, прищурясь и беззвучно хохоча, запоминая детали для будущего рассказа друзьям. Но это был дом пахнувшей шиповником девушки, которую он спас во время дождя… Как бабочку игла, его пронзила насквозь жалость к Алене. Ее мать накрывала на стол, ставила какие-то сушки, плюшки, расхваливала дочь-кондитера, из простой мучки да сахарка ах какие вкусности выпекающую… Он пропускал это мимо ушей. Сидел за столом, склонив голову, и посматривал временами искоса на бледную, разрумянившуюся Алену. Опасался, что если посмотрит прямо, то не сможет скрыть своей жалости.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.
Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.