Лето придёт во сне. Часть 1. Приют - [101]

– Двенадцать, – сказала чуть запыхавшаяся Агафья, опуская розги. А я бессильно обмякла в путах, испытывая болезненное почти до экстаза облегчение, от того, что всё закончилось.

Сестра Марья двинулась было ко мне, но воспитательница остановила её движением руки.

– Подождите. Прежде я задам девочке несколько вопросов.

Сестра Марья попыталась что-то возразить, но Агафья только нетерпеливо дёрнула головой, и обратилась ко мне:

– Кто дал тебе эту книгу?

Я лежала щекой на скамье, глядя на неё снизу вверх сквозь мокрые ресницы. Боль никак не отпускала, но если Агафья специально решила допрашивать меня сразу после наказания, в надежде, что я буду морально сломлена, то она очень ошиблась. Ещё никогда я не чувствовала в себе такого упрямства и воли к сопротивлению. Как же я сейчас понимала Яринку, которая раз за разом напрашивалась на наказание, в попытках доказать всем здесь, что у них нет власти над ней.

И я молчала. Даже не потому, что хотела этим продемонстрировать Агафье своё презрение, нет, наоборот, мне бы очень хотелось высказать всё, что я думаю и о ней лично, и обо всем грёбаном приюте, но после испускаемых недавно воплей, горло саднило, и я боялась, что голос сорвётся.

Агафья повторила вопрос, поняла, что отвечать я не собираюсь, и её ноздри угрожающе раздулись.

– Думаешь, что тебе удастся отмолчаться, и я просто забуду об этом вопиющем в своей пошлости инциденте? Я твой воспитатель и я решаю, какое наказание и в каких количествах тебе назначить.

Мне удалось искривить губы в усмешке и еле слышно фыркнуть. Интересно, чем она хочет меня напугать после такого? В угол поставит? Десерта лишит?

Агафья вернула мне усмешку.

– Я могу пороть тебя до тех пор, пока ты не расскажешь всё, что нужно. По двенадцать ударов. Каждый день.

Я поспешно прикрыла глаза, чтобы бы не дать Агафье прочитать в них страх. Проходить через сегодняшнее каждый день? Сколько же я выдержу?

В стороне кашлянула сестра Марья, и когда Агафья оглянулась на ней, учтиво заметила:

– Осмелюсь вам напомнить, что повторное телесное наказание воспитанницы, не достигшей четырнадцати лет, может быть осуществлено не раньше чем через три дня после первого. Это условие обязательно для соблюдения по медицинским показаниям.

Глаза Агафьи сверкнули, руки сжались в кулаки, но голос остался ровным:

– Я прекрасно помню правила. А вам бы посоветовала не вмешиваться в мои беседы с воспитанниками.

Что же, раз в четыре дня, это конечно не каждый день. Я мысленно поблагодарила добрую сестру Марью, так вовремя пришедшую мне на помощь в момент слабости, и уже почти спокойно встретила взгляд Агафьи. Та выдержала долгую зловещую паузу, и наконец, изрекла:

– Сегодня я запрещаю тебе покидать дортуар, в последующие дни лишаю десерта, а так же отлучаю от занятий в церковном хоре. Ещё я сегодня же… нет, сейчас же свяжусь с Михаилом Юрьевичем, и сообщу ему о том, кого он выбрал себе в невесты. Уверена, он подыщет себе более достойную кандидатуру.

Не смотря на не стихающую боль, мне еле удалось сдержать смех. Вот уж о чём я обеспокоюсь в последнюю очередь, так это о мнении Головы. Дядя с возу – меньше навозу.

– Сегодня вторник, – продолжала Агафья, – Если до субботы я не дождусь от тебя ответа на свои вопросы, то мы снова окажемся здесь. И чем дольше ты будешь упрямиться, тем хуже будет. И не только тебе.

Я вспомнила Яринкино предложение о том, чтобы "Сексология" хранилась только у одной из нас, и мысленно похвалила подругу за сообразительность. Уж против неё Агафья точно ничего не найдёт.

А воспитательница вдруг наклонилась ко мне и тихо, но отчётливо произнесла.

– Я знаю, что эту книгу тебе дал парень из шестнадцатой группы. Даже если ты не назовёшь имя, я сама найду его. Но до этого – буду тебя пороть. Каждые четыре дня.

И, резко выпрямившись, Агафья вышла за дверь.

Глава 17

Страх.

Когда за Агафьей захлопнулась дверь, сестра Марья причитая, кинулась ко мне. Осторожно освободила от ремней, но когда я попыталась приподняться, торопливо сказала:

– Лежи, лежи. Мне нужно обработать ссадины.

Сдерживая стон, я оглянулась через плечо на пострадавшую часть тела, и ничего хорошего, как и следовало ожидать, не увидела. На бледной коже – множество ярко-алых вспухших полос, и поверх них – россыпь кровавых бусин. Сестра Марья полезла в свой зловещий футляр, но на этот раз оттуда появился безобидный пузырёк с прозрачной жидкостью и большой клок ваты. Я приготовилась к новой боли, но прикосновение влажной прохлады принесло только облегчение. И теперь, когда физические страдания поубавились, я смогла осознать последние слова Агафьи. А осознав, заплакала от страха и бессилия.

– Уже всё, – поспешно сказала сестра Марья, слегка погладив меня по волосам, – Самое плохое позади, теперь будет только легче.

Она выпрямилась, воровато оглянулась на дверь, и, запустив руку в карман, вынула две таблетки. Положила на скамью перед моим лицом.

– Вот. Одну выпей сейчас, а вторую перед сном, это хорошее обезболивающее.

– Спасибо, – всхлипнула я, подцепила трясущимися пальцами одну таблетку, проглотила не запивая, и начала подниматься.

Руки и ноги гудели как после долгой физической нагрузки, на них краснели следы от ремней. Слегка подташнивало. А ещё было очень холодно, и я заторопилась одеваться. От прикосновения лёгкой ткани трусиков к истерзанной коже снова захотелось кричать, и я даже не стала пробовать натянуть колготки, просто скомкала их в кулаке.