Лето на крыше - [21]

— А ты хоть знаешь, что означает слово «балда»? — Петя обнимает Аню за плечи. Так они уютно пристроились вдвоем на пенечке, что и идти никуда неохота.

— Балда — это значит великий дурак. А ты. Петь, великий мудрец.— Аня заливается басовитым смехом.— Я так смеюсь, что у меня ум в голове трещит,— стучит она кулачком по своему выпуклому, с накатом, лбу.

Черника в лесу на редкость крупная.

— Как вишня,— показывает Аня Пете крупную ягоду.

— А у меня, как слива,— не отстает от сестры Петя.— Давай собирать. А то мама сварит варенье, а тебе не даст.

— Даст.— Аня не охотник до сборов. В этом смысле она в отца.

— Нет, не даст. Ты же не хочешь нам помогать.

— Ну, Петь…

— Вот и варенья не получишь.

— Хватит вам,— прерываю я перебранку. Аня расплачется, потом утешай ее. Лень, по чести сказать.— Ищи пока грибы. Грибы нам тоже нужны.

— Вот, Петь, я буду искать грибы. Понял? Петя с завистью глядит вслед сестре.

— Добери банку и хватит,— говорю я. Банка-то у него уже почти полная.

Аня несет шишку.— Можно, я буду в корзинку все свои «любимости» класть?

Дети бродят около меня, Петя боится заблудиться. Отойдет на два шага и уже кричит «мама».

Однажды он потерялся на аэродроме в Симферополе. Когда он нашелся и я прибежала за ним в комнату милиции, он был весь в слезах. Милиционер распекал меня, и Пете было стыдно. С тех пор он боится отстать от меня, потеряться.

— Ань, а давай играть в вопросы и ответы.— Петя садится рядом со мной, обирает куст, Аня рядом.

— Кто ты такая?

— Аня.

— Что ты любишь есть?

— Мороженое.

— Что ты больше всего любишь пить?

— Лимонад.

— Какую ты больше всего любишь носить одежду?

— Бархатную рубашку, бархатные брюки и кеды. (Все с Пети, потому и любимое.)

— Какую ты игрушку больше всего любишь?

— Яшку-обезьянку.

— Кто у тебя любимый друг?

— Ты, Петя.

— Что ты больше всего любишь рисовать?

— Мышку.

— Что ты больше всего любишь делать, когда на улице дождь?

— Куличики.

— А когда солнце?

— Сыпать сухой песок.

— Ну ты, Ань, молодец, так быстро отвечаешь, прямо не задумываешься.

Дети носят сучки, еловые ветки, складывают все это на песчаном холме — там безопасно,— разжигают костер. Пламя озаряет лица маленьких огнепоклонников. Насадив на прутики половинки рогалика, они жарят их над огнем.

Подрумянили — несут мне.

— Попробуй, какая вкуснятина. А если яблоко спечь? Петь, это будет точно вкуснятина.

— И чего мы не взяли из дому «Определитель растений»! — в какой раз сокрушается Петя.— Сколько растений, а мы не знаем, как они называются.

— Напиши папе, он привезет.

— Ну ты мыслечит! Я как раз и подумал это сделать! Костер догорел, мы засыпали угли песком.

— Мам, все-таки мы у тебя добытчики,— гордится Петя. Мы набрели на пригорок маслят.— А как ты считаешь, человек мог бы никого не убивать из зверей, есть только то, что растет в лесу?

Вопрос на засыпку. Если рассказать Пете, что в Индии корова — священное животное, индусы с голоду будут помирать, а корову не тронут, что Лев Толстой, Ганди и множество их последователей были вегетарианцами, он перестанет есть мясо. А он и без того щуплый, маленький. Побеждает материнский эгоизм, и я плету что-то маловразумительное о том, насколько необходимо мясо растущему организму.

— Мам, я все пропустил. Пока ты говорила, я папе стихи сочинял. Записную книжку, скорей!

— Если хочешь, прочти.— Петя подает мне записную книжку. Страница исписана строчками. Почерк такой, словно он никогда не учился в школе.— Читай про себя. Это так, рифмы. Не вышло.

«Не всегда я тобою любим, но всегда буду твоим. Не всегда ты доволен мной, ведь порой начинается бой, и морской, и сухой, и такой, вот пишу тебе стихи я, дома чтоб не случилась стихия, в общем, пока, заканчивается рука. Пишу еще стихотворенье — Петрушиной руки творенье. Как ты живешь, мой давний друг? И что творится там вокруг? Тут купайся целый день, если только болезнь не придет и в больницу не увезет. А если тебе повезет, плескайся, играйся, но только не тони, вот это уж ни-ни. Пап, привези «Определитель растений»!

— А я спать днем буду? — спрашивает Аня.

— Сегодня не будешь.

— Это хорошо,— кивает она, а глаза-то сонные. Можно уложить ее на берегу, в дюнах, тряпок у нас с собой полно, благо, пока не пригодились — дождь прошел стороной. К морю мы идем долго, перебираемся с холма на холм.

— Копченой рыбой пахнет,— тянет Петя носом. Дети устали, проголодались, просят пить. А где возьмешь питье? Магазин закрыт, до остановки автобуса километра полтора, не меньше. Что если добраться до коптильни? До трубы рыбзавода метров триста по берегу.

Пока дошли до коптильни, Анька вся изнылась. Наши муки были не напрасны — рыбаки напоили детей, вдобавок подарили нам три копченые трески, да еще извинялись, что хлеба нет.

— Какие добрые! — в голос восхищаются дети.— Мы сидим в лодке, около коптильни, едим рыбу.— А можно есть вместе с кожей? — спрашивает Аня.

— Мам, а ты помнишь, как в «Золотой лихорадке» Чарли Чаплин шнурки ел и каждый гвоздик обсасывал? Мы сейчас в точности напоминаем эту картину.

— Нам рыбаки это дали прямо без денег, правда. Петь? Петя кивает. Он уплетает рыбу и не может вымолвить слова. Переводит дух, говорит