Лето Мари-Лу - [37]

Я завожу коляску с Мари-Лу в воду. За последнее время вода прогрелась. По крайней мере, у берега. Мне по собственному опыту известно, что все может быстро измениться. Достаточно ветру поменять направление, и нагретую солнцем воду унесет прочь. Однажды летом, когда я был маленьким, меня чуть не унесло на надувной лодке таким вот образом. Я играл в ней и на минутку выпрыгнул из лодки на берег и побежал к деревьям пописать, а когда вернулся, лодка была уже далеко. Разумеется, я закричал, и со двора прибежал папа. Он поплыл вдогонку за лодкой, но все было напрасно. Лодка оказалась быстрее. «Ее несет к Фьюку», — радостно объявила Бритт, когда папа подплыл к мосткам.

— Приступим, — говорит Мари-Лу.

Я ложусь в воде на живот и крепко хватаюсь за колесо коляски. Несколько раз булькаю ногами по воде. Я уже тренировался на мостках под контролем Мари-Лу и знаю, что у меня неплохо получается.

— Прекрасно, — хвалит меня Мари-Лу. — Вытягивай ногу после каждого движения.

— Это не так опасно, — говорю я.

— Ну, вот видишь.

Я тренируюсь довольно долго. Затем Мари-Лу говорит, что на сегодня довольно.

— Ты прекрасно двигаешь ногами, Адам.

* * *

Однако когда я говорю, что теперь ее очередь тренироваться, она не хочет.

— Я уже выполнила свою программу на сегодня, — утверждает она.

— Разве ты тренируешься каждый день? Ты говорила про один раз в неделю.

— Я тренируюсь достаточно часто, но не всегда.

— Почему же?

— Потому что не хочу.

Мы идем в дом. Я купил большой батон, и мы делаем бутерброды с икорной пастой и сваренным вкрутую яйцом. В кухонном шкафу я нахожу пакетик какао и завариваю горячий шоколад.

— Ты поешь эту песню в хоре? — спрашиваю я, наливая в чашку Мари-Лу дымящийся напиток.

— «Imagine»? Да, иногда. Мы пели ее в церкви святой Катарины. Ну, ты знаешь, которая сгорела и была заново построена. Это было что-то необыкновенное. Я думала, потолок взлетит.

— Жаль, что меня там не было, — говорю я.

Позже мы обсуждаем, как поймать хариуса. Проблема в том, что у нас нет мух. Мари-Лу рассказывает, как ее отец ловил хариуса на живца. К его лодке был прикреплен длинный прут, к пруту привязаны веревки. На концах веревок насажены искусственные мухи. Я говорю, что помню это.

— Может, к лодке прилагалось какое-нибудь дополнительное снаряжение? — спросила она.

— Только то, что есть, — отвечаю я. — Хотя я посмотрю в сарае. Все равно нужно найти мачту.

Я беру свой альбом и начинаю подписывать названия цветов: сначала на шведском языке, потом ищу в папином справочнике растений латинское название и записываю его в скобках. Мари-Лу наблюдает за мной.

— Тебе не нравится, как я сижу, да? Поэтому ты закончил сегодня так рано?

— Нет, все хорошо.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем. Просто не тот свет, ты причесалась и как-то слишком явно позировала. Первый раз ты просто сидела и была самой собой. Ты была прекрасна. Просто супер. А сегодня ты была Моной Лизой.

— Мог бы сказать что-нибудь, — бурчит Мари-Лу.

Я продолжаю искать в справочнике лапчатку, в которой не совсем уверен.

— Ты проверял почтовый ящик? — спрашивает Мари-Лу.

— Нет, забыл. Завтра проверю.

* * *

Я обещал папе поддерживать в автофургоне чистоту и с утра пораньше принимаюсь за уборку. На траве роса. Я выпускаю Сив и Рут и разбрасываю по земле в птичьем дворе немного зерна. После этого осматриваю фургон изнутри. На полу слой помета в сантиметр толщиной. Я на авось ковыряю отверткой. Помет словно пристыл.

Я раздумываю, как бы его отскоблить. Затем приношу из сарая лопату и ведро. Помет составляет единое целое, как ковровое покрытие, и когда мне удается подцепить его острым краем лопаты, отходит целый пласт. Мне бы пригодилась тачка, но я не решаюсь возить в ней куриные какашки.

Сив и Рут смотрят на меня, словно им интересно, чем это я занимаюсь. Затем встряхиваются и неторопливо идут во двор.

Когда солнце поднимается над мысом, в фургоне становится жарко, как в печке. Я стою на коленях и соскребаю помет. Пот льет с меня ручьем.

Наконец пол освобожден, и я приношу мыло. Нагреваю в кухне ведро воды и перехожу к влажной уборке. Результат меня не впечатляет, но в фургоне становится значительно чище и хорошо пахнет. Надеюсь, курам понравится.

С самим салоном все гораздо хуже. Помета не так много, но он размазан. Сиденья вряд ли удастся отчистить, но если чем-нибудь по ним бить, то можно убрать большую часть помета. Под сиденьями лежат резиновые коврики. Я выношу их на улицу и вытряхиваю. Потом вытираю панель управления и окна и оставляю двери открытыми настежь.

Я спускаюсь к берегу и снимаю джинсы. Намыливаюсь шершавым куском мыла, забегаю в воду и ныряю. Замечаю, что недостаточно чист, и повторяю процедуру.

Мари-Лу сидит в кухне и читает рецензию на роман на обратной стороне книги, найденной на папиной полке.

— Фу, как от тебя воняет, — говорит она, подняв на меня взгляд.

Я встаю на одну ногу и пытаюсь прокукарекать. Но Мари-Лу снова погружается в чтение. Я намазываю себе несколько бутербродов и стоя ем.

— Позже устроим тренировку, — говорю я.

* * *

Мари-Лу неохотно позволяет отвезти себя во двор. Я ставлю коляску в тени под яблоней. Затем прошу ее показать те движения, которые она обычно делает.