Лето и дым - [5]

Джон смотрит на нее сверху вниз все с той же нагловатой ухмылкой. Судорожные жесты Альмы обличают ее замешательство и волнение.

Джон (неторопливо). Вы что — встревожены чем-то?

Альма. Шутиха меня напугала… вывела из равновесия.

Джон. Пора бы уж прийти… в равновесие.

Альма. Мне обычно долго не удается.

Джон. Оно и видно.

Альма. Вы рассчитываете остаться у нас и заняться врачебной деятельностью вместе с отцом?

Джон. Еще не решил.

Альма. Я надеюсь на это. Мы все надеемся. Ваш папа рассказывал мне, что вам удалось определить микроб, бывший возбудителем той страшной эпидемии, которая вспыхнула в Лайоне.

Джон. Определить — полдела, надо еще найти средство покончить с ним, с этим микробом.

Альма. Найдете! Ваш папа абсолютно убежден, что найдете! Он говорит, что вы самым доскональным образом изучали бактер… бактер…

Джон. Бактериологию!

Альма. Вот Именно! В университете Джона Хопкинса. Это в Бостоне, да?

Джон. Нет. В Балтиморе.

Альма. Ах, Балтимор! Балтимор в штате Мэриленд. Как красиво сочетаются эти названия. А бактериология… это ведь связано с микроскопами, да?

Джон. Да… частично…

Альма. В телескоп я смотрела, а в микроскоп — ни разу. И что же… что же в него видно?

Джон. Что видно?.. Вселенную, мисс Альма.

Альма. Какую именно вселенную?

Джон. В принципе ту же, что и в телескоп, — загадочную…

Альма. О да…

Джон. В чем-то хаотичную, в чем-то — упорядоченную!

Альма. По промыслу Божию…

Джон. Какому уж там Божию!

Альма (восторженно). Быть — врачом! Разгадывать тайны, скрытые под Линзами микроскопа!.. В этом, наверно, еще больше святости, чем в церковнослужении. Страшно даже подумать, сколько в мире страданий, и почти никому из нас не дано утолять их… Только врачам! Ах, боже мой! Какая это, должно быть, радость сознавать, что твой изумительный дар, твое умение дают тебе и власть и право утолять людские муки!.. Людские страхи!.. И нет пределов для вашей профессии; горизонты ее все ширятся и ширятся. Уже и сейчас не счесть покоренных медициной болезней, а ведь ее развитие еще только.:. еще только сделало первые шаги! То есть я хочу сказать, еще большее предстоит сделать: покорить и другие болезни — душевные расстройства, скажем… А ваш отец — какой вдохновляющий пример для вас! О, боже мой!

Джон. Кто бы подумал, что вы так осведомлены в медицине!

Альма. Я ведь страстная поклонница вашего отца и его пациентка тоже. Так спокойно, когда знаешь, что он по соседству, в Двух шагах, так сказать!

Джон. А у вас что — припадки?..

Альма. Припадки? (Запрокинув голову, беззаботно смеется.) Что вы — нет! Но у меня случаются… приступы… сердечные спазмы на нервной почве. И порой такие мучительные, что тут же приходится бежать к вашему отцу.

Джон. Часа в два-три ночи?

Альма. Да-да, в столь поздний час… иногда. Он так внимателен ко мне.

Джон. Но помочь бессилен? -

Альма. Он мне приносит успокоение.

Джон. Временное?

Альма. Да…

Джон. А не хотелось ли бы вам чего-либо более радикального?

Альма. Как вы сказали?

Джон. Впрочем, не мое дело…

Альма. Что вы имели в виду?

Джон. Вы пациентка отца. Но у меня мелькнула мыслишка…

Альма. Продолжайте, прошу вас!

Джон посмеивается.

Нет, нет, вы должны сказать! Как же можно оставить меня в неведении! Что у вас на уме, а?

Джон. Всего лишь догадка, что вам необходимо нечто более существенное, чем легкое временное успокоение.

Альма. Да что вы?! Значит, вы полагаете, это не просто?..

Джон. Вы заглатываете воздух, мисс Альма.

Альма. Что-что?

Джон. Вы заглатываете воздух.

Альма. Заглатываю воздух?

Джон. Да, глотаете воздух, когда смеетесь или разговариваете. Обычная манера истеричек.

Альма (неуверенно). Ха-ха!..

Джон. От этих судорожных вдохов у вас и побаливает сердце, и трепыхаетесь вы от них же. Само по себе это не так уж страшно, но как симптом свидетельствует кое о чем более серьезном. Могу я быть откровенным?

Альма. Конечно!

Джон. Так вот. По моему разумению, у вас не что иное, как доппельгенгер! А доппельгенгер приводит к сильнейшей возбудимости.

Альма. О бог ты мой! У меня, оказывается, сильнейший доппельгенгер! (Делает попытку засмеяться, но совершенно очевидно, что ей не по себе.) Как ужасно это звучит! Но что хоть, это такое?

Джон. Мое дело сторона. Вы не из моих пациенток.

Альма. Но это нечестно! Раз уж вы определили мой недуг каким-то таинственным и зловещим словом, то растолкуйте хоть, что оно означает! (Снова пытается и не может засмеяться.)

Джон. Мне не следовало говорить. Я ведь не врач ваш…

Альма. Но что побудило вас поставить подобный диагноз? (Смеется.) Да нет, вы просто разыгрываете меня. Правда? А вот наконец и ветер с залива! Как зашелестели листья на пальмах! Слышите их жалобный стон?

И вместе с этим тропическим вестником, словно бы принесенная им, появляется Роза Гонзалес. Неторопливой, с ленцой, походкой идет к фонтану. Ее обволакивает атмосфера, подобная той, которую, принес с собою ветер из тропиков, слегка колышущий листья пальм. Даже звучания — те же: шепот шелка и чуть слышное постукивание металлических побрякушек. Наряжена она более чем броска целый каскад сверкающих перьев на зеленовато-синей шляпе, в ушах бриллиантовые и изумрудные серьги.